Отец писал Веронике раз в две недели. В письмах не было ни слова о его парижской жизни. Он рассказывал об автоматах минувших веков и о машинах, которые собирался изготовить сам. Посылал дочери рисунки и описания замыслов, над которыми работал: механической совы, движущейся руки и отряда маленьких барабанщиков. Отец регулярно присылал ей загадки и всевозможные головоломки, требуя найти ответ. В одинокой, а порой пугающей атмосфере монастыря отцовские письма были спасительным канатом.
Когда Вероника подросла, отец стал посылать ей более сложные книги, требуя, чтобы их непременно передали дочери. Это были книги по часовому делу и механике, а также анатомические атласы. Отец велел Веронике срисовывать оттуда, что поможет ей понять строение человеческого тела. Книги изобиловали схемами, планами и чертежами. Глядя на голые, безволосые фигуры, соученицы Вероники только хихикали, но она видела в анатомических рисунках совсем другое – возможность выбраться из этой гробницы с каменными стенами. Она усердно трудилась, повторяя рисунки до тех пор, пока они не совпадали с оригиналом. В то время как ее соученицы упражнялись в игре на рояле и шили, она изучала каждую часть тела, каждую мышцу и жилку. Вчитывалась в статьи, присылаемые отцом, и его пояснения. Латынь и греческий она знала лучше других учениц, поскольку для нее эти языки были живыми языками науки и анатомии.
– Старайся изучить как можно больше, – говорил отец, приезжая ее навестить. – Когда тебе исполнится семнадцать и если позволят обстоятельства, я сам займусь твоим образованием.
У сестры Сесиль отцовская идея вызывала презрительную усмешку.
– Воспитанницы нашей школы выходят замуж либо становятся монахинями. Думаешь, ты отличаешься от других? Считаешь себя особенной, не похожей на всех?
«Да», – мысленно отвечала Вероника, поскольку хорошо знала: в ней есть что-то, чего не было в других девочках.
– Твой отец поступит так, как поступают все отцы. Или он выдаст тебя замуж, или ты вернешься в монастырь послушницей.
«Не будет ни того ни другого, – твердила себе Вероника. – Я сумею убедить отца в своей полезности ему. И еще потому, что мой отец отличается от прочих». Более того, она не собиралась сюда возвращаться. Никто не заставит ее принять постриг и облачиться в монашеское одеяние. Одно дело, когда кто-то добровольно выбирал такую жизнь, и совсем другое, когда монастырские стены превращались в тюрьму. Вероника знала, какая участь ждет тех, кто оказывался запертым в монастыре против воли, в качестве наказания или по необходимости. Она каждый день видела это по лицу сестры Сесиль. «Прости нам прегрешения наши, – думала Вероника, – ибо порой они заслуженны».
