– У нас же нет стола, – пробурчал в ответ Ланс, чем вызвал хохот у остальных Пробудившихся.
Бетель поняла: похоже, несмотря на постоянные тяготы и опасность быть схваченными Стражниками, Пробудившиеся старались поддерживать в своем отряде легкую и непринужденную атмосферу, которая сильно контрастировала с унынием и серостью, царившими среди жителей родной деревни Бетель.
Она собиралась уже сесть возле костра, как вдруг услышала звук, от которого радостно забилось сердце: воркование голубя!
– Воркун! – воскликнула Бетель.
Она кинулась к источнику звука – большому деревянному ящику с просверленными отверстиями, который стоял позади одной из палаток. Бетель не сразу его приметила, когда вышла на поляну. Подбежав к ящику, она поняла, что он служил домом для Воркуна. Голубь выпорхнул наружу, как только услышал голос хозяйки.
– Ах да, совсем про него забыл, – рассмеялся Морган. – Вы наверняка друг по другу соскучились.
Воркун сел на руку Бетель, вцепившись в нее лапками, и на короткий миг она вновь ощутила себя счастливой. Но приятное, ликующее внутри чувство быстро улетучилось, как только Бетель поняла, что рядом с ней не хватает верного коня Арчи… и любимой мамы, по которой она скучала больше всего на свете.
«Увижу ли я тебя когда-нибудь, мама?» – думала Бетель, глядя на темнеющее небо: она верила и надеялась, что мама каким-то волшебным образом услышит ее мысли, но при этом она ощущала невероятную, чудовищную по размерам пустоту в груди – столь же необъятную, как и древние небеса над кронами деревьев.
Бетель опомниться не успела, как наступил вечер: солнце скрылось за верхушками деревьев, и сумерки начали постепенно сгущаться, наползая из темных зарослей леса.
Вместе с отрядом Пробудившихся она сидела возле костра, наслаждаясь исходившим от него теплом, и уплетала горячий ужин. Похлебка, сваренная из рыбы, грибов и кореньев, оказалась не очень вкусной, но вполне съедобной. Впрочем, она все равно не могла сравниться с той едой, которую готовила мама. Вздохнув, Бетель поставила пустую плошку на пенек. Взрослые тем временем продолжали оживленную беседу, и пока они разговаривали, Бетель заметила, что руки каждого из них были испещрены такими же шрамами, как у Моргана.
– Бетельгейзе – наша последняя надежда, – заявил тем временем Морган, вытирая рукавом рот после того, как выпил из деревянной кружки хмельной отвар.
Бетель съежилась и немного опустила голову, когда поняла, что после слов дяди на нее смотрят все остальные члены отряда. Морган продолжал говорить бодрым голосом, в котором можно было разобрать нотки гордости и надежды:
