Но он влез.
Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и вытереть слезы с его щек.
— Скоро увидимся, птенчик, — прошептала я. Затем закрыла дверь, убедившись, что он не заметен.
Я не могла сейчас подняться наверх. Не с Лоренцо, оставшимся здесь, беззащитным и уязвимым. Мне нужно было оставаться поблизости, но спрятаться. Я устремила глаза на кухню, через комнату, где я могла спрятаться за островом с прямым видом на шкаф. И уже была на полпути туда, когда кто-то заговорил.
— Ах, маленькая принцесса.
Все во мне замерло, хотя знала, что должна продолжать бежать хотя бы для того, чтобы увести их подальше от укрытия Лоренцо.
Но я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда я услышала этот голос. Голос, который знала.
Я повернулась, глядя в знакомые глаза, глаза, которые теперь были холодными и ужасающими, наполненными ненавистью и смертью. В руках у него был пистолет. На его рубашке кровь.
— Что ты делаешь? — спросила я хриплым голосом, заставляя себя поддерживать зрительный контакт.
— Я мщу, моя дорогая, — сказал он, подходя ко мне.
Я сделала шаг назад, пока он не поднял пистолет.
— Н-но м-мой отец любит тебя, — заикаясь, пробормотала я, пытаясь понять, как человек, которого знала всю свою жизнь, мог так поступить с нами. — Ты любишь его.
Он рассмеялся. Это прозвучало холодно и безрадостно и пробирало до костей.
— Твой отец не знает, что такое любовь. И единственное, что я люблю, — это разрушать его семью и наследников.
Теперь он был близко ко мне, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать знакомый с детства запах лосьона после бритья. Я не смела пошевелиться. Бегство могло означать, что он выстрелит мне в спину. Хотя не была уверена, что тот не выстрелит мне в лицо, но цеплялась за эту маленькую надежду. Мужчина убил охранников, вот что это были за выстрелы. Я не знала его план, но он не оставил свидетелей. Он убил их. Людей, которых едва знал, потому что охранники стояли у подножия тотемного столба. Но он знал меня с детства, тайком приносил мне шоколад после ужина, когда мама давала нам лишь фрукты. Курил сигару с моим отцом, когда родился Лоренцо. Он был на семейном обеде каждое воскресенье.
Мужчина был не тем человеком, за которого мы его принимали, это точно, но я не могла поверить, что он был монстром.
— Я наблюдал, как ты растешь, dolcezza (прим. прелесть), — протянул он, убирая прядь волос с моего лица.
Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, отшатнуться от его прикосновения, хотя оно вызвало у меня привкус желчи.
