— Ты слово дал, не забывай — это голос Дорте.
— Я не нарушу, — это конунг, голос спокойный, на удивление не громкий.
— Тебе её доверяю, если, что со мной случится, доведи её до священного камня за меня.
— Клянусь, — голос конунга.
— Если я уйду раньше, поклянись, что посадишь её на колени[2], - продолжила тихим голосом.
— Клянусь, ты только живи Дорте, — его голос, слегка дрогнул.
О том на какие колени, и кого хотят посадить не поняла, или не правильно поняла, разговор шёл на языке гётов. Но подумать об этом я не успела, конунг пошёл к двери, едва успела отскочить.
Дверь распахнулась и в тёмные сени вышел великан, для меня таким он был ещё с детства. Я стояла на входе в сени, а потому думаю хорошо была видна ему.
Не останавливаясь он двинулся в мою сторону, страшно пугая своим приближением. Повернувшись спиной к стене, я освободила ему проход, но он и не думал проходить мимо.
Остановился рядом со мной, но не повернув головы ко мне, заговорил:
— Ты дала согласие Ангару, иль он сам?
Я слегка замедлилась с ответом, не понимая о чём он.
— Какое согласие, на что?
— Значит сам, так и думал, — голос чуть повысился.
У меня затряслись руки, молоко из крынки стало расплёскиваться, потекло по моей руке.
Почему и зачем я не знаю, но именно в этот момент, конунг развернулся ко мне лицом, отчего я совсем замерла, столбом стояла.
Серые, темно-серые глаза смотрели на меня в упор, брови были нахмурены. Чем он был не доволен в этот миг я не знала, но вдруг брови разгладились, глаза опустились вниз, на мою руку с крынкой.
Конунг коснулся рукой моей руки, что держала крынку с молоком, прикоснулся к ней тихо, стирая ручейки молока. Затем рука переместилась мне на щёку, и его палец, слегка её потёр, отчего моё дыхание замерло.
— Сажа- произнес негромко.
— Иди в дом, Ясина, — голос был спокойный.
Послушно повернувшись, я пошла по сеням к двери и только у порога, повернула голову, посмотрела в спину, уходящему Свирепому.
Насмотревшись, убегаю в избушку к бабуле и усаживаюсь за рукоделие. Вышивка красными нитями по белому холщовому полотну, то рубаху вышиваю верхнюю. Мастерица я в этом деле, вышиваю и соседям, коль просят. Как рубаху свою закончу, примусь за набор к ней из очелья и пояс, да за поневу[3].
Мне нестерпимо хотелось расспросить, о чём Дорте говорила с конунгом, какое слово он ей дал, и кого он посадит на колени. Но решиться я так и не смогла, чтила традицию уважения старших. Если бабушка захочет, сама всё расскажет.
