А после работы тётя Лена (я после переезда в Германию первые два года жила у неё, пока, как мать-одиночка, не получила социальное жильё от государства) помогала мне с уходом за моей бандой. Потому что тройняшки, особенно в нежном возрасте, — это не муси-пуси, а целый танк, который способен смести всё на своём пути. За ними глаз, да глаз нужен.
У тёти Лены, когда мы с детками жили у неё, ручки всех шкафов и выдвижных ящиков столов в доме были обмотаны скотчем. Ели мы с тётей Леной по очереди, да и то стоя. А ещё каждое утро у меня повторялась одна и та же история: умываясь, я избегала смотреть на себя в зеркало. Знала, что выгляжу, как зомби.
Сейчас стало немного полегче. Мои дети уже знают, что хорошо, а что — плохо. К тому же мне по мере своих сил помогает, как самая старшая среди тройняшек, Ода.
Может, потому что Одетта появилась на свет первой (на 13 минут раньше Оскара, и на 28 раньше Одиллии), она отличается разумным и взвешенным подходом ко многим вещам. Я бы сказала, что в некотором смысле Одетта больше немка, чем я.
Хотя, что я сама, что мои детки в плане генов не являемся немцами на 100 %. Тем не менее Ода чуть ли не с самого своего рождения проявляет склонность к анализу, в свои пять лет она очень пунктуальная, чистоплотная и, наконец, бережливая. Не только я, но Оскар с Оли это также понимают и всегда прислушиваются к мнению Оды.
Мы очень любим друг друга и до сегодняшнего дня мне было понятно, что моя маленькая семья — это и есть вся моя жизнь, что больше мне никто не нужен. И вдруг эта неожиданная встреча с Сафаровым спустя почти шесть лет после того, как я от него сбежала.
Я любила Эльдара, но потом, после всех пережитых мною потрясений, мне стало казаться, что мои чувства к нему остались в прошлом. Но почему же сейчас я так взволнована? Ведь знаю, что его жизни ничего не угрожает. Знаю, что он скорее всего меня даже не узнает.
Потому что я уже не та девочка с распахнутыми глазами. После рождения детей я сильно изменилась, стала жёстче характером. Теперь с полным правом я могу назвать себя сильной женщиной. Конечно, я стала такой не от хорошей жизни. Нет, я ни на что не жалуюсь и ни на кого не надеюсь (конечно, за исключением тёти Лены).
Кроме того роды тройни дали на моё зрение такую нагрузку, что я, ещё со школьных лет страдавшая близорукостью, чуть не лишилась одного глаза. Врачи сумели мой глаз спасти. Но, к сожалению, заметный шрам после операции остался. Теперь везде, кроме дома, я хожу в затемнённых очках.
