— Затекли. Хорошо-то как на волюшке, — и довольно улыбнулся.
— А кто тебя неволил? Кто в тюрьму толкал? — недовольно пробурчал Беляков.
Этот весенний день, такой яркий, чистый, сияющий, совсем не располагал к тому прозаическому занятию, которое им предстояло. Нечаев попросил сигарету, затянулся и заговорил как бы сам с собой.
— Сейчас найдем... Сейчас отыщем денежки. Покажу. Засчитают добровольное признание? А грошей много! Ух, много! Надолго бы хватило. Жаль, попался.
Беляков рассказал понятым, что они участвуют в следственном выезде к месту, которое укажет арестованный, и должны наблюдать за его поведением и действиями работников милиции. Мамбетов достал из своей машины поблескивающие на солнце наручники, подошел к Нечаеву, застегнул один браслет на его правой, а второй защелкнул на своей левой руке.
— На всякий случай. Чтобы ты не потерялся.
Дорохов стоял в стороне и наблюдал за приготовлениями. Несколько раз он ловил на себе взгляд Нечаева. Сквозь напускную веселость в его глазах проглядывала настороженность. Казалось, он исподволь изучал Дорохова, словно оценивая нового противника.
— Пошли, полковник! — Мамбетов и вся оперативная группа направились к вершине горы. Но Дорохов отрицательно покачал головой:
— Идите без меня. Я здесь посижу.
— Как знаешь, — согласился Мамбетов.
Примерно через час группа вернулась в напряженном молчании.
— Не нашли? — спокойно спросил Александр Дмитриевич.
— Нет.
Дорохов с Мамбетовым поехали следом за машиной с арестованным. Касым рассказывал:
— Влезли на самый верх, с той стороны, возле Чертова моста, есть пещера. Нечаев говорит, деньги там. Все углы осмотрели, все камни перевернули — хоть шаром покати. А Нечаев заявляет, что деньги забрал его партнер или еще кто-нибудь из тех, кто на Сулейманке околачивается.
— У тебя нет на этот случай пословицы? — не выдержав, съязвил Дорохов.
— Есть, — с готовностью, но без энтузиазма ответил Касым, — только русская: «Век живи, век учись»...
В управлении майор Беляков доложил, что Нечаев потребовал, чтобы допросили его сожительницу Лидию Морозову. Он, дескать, ей отдал на хранение часть украденных денег.
Лидия Морозова, средних лет женщина со скуластым лицом, жгучими черными глазами и ярко накрашенными губами, говорила громко и возмущенно, поочередно обращаясь то к Белякову, писавшему протокол, то к Мамбетову и Дорохову, устроившимся в сторонке на диване. Она была явно поражена предательством своего сожителя.
