— А нельзя ли, дорогая Анна Сергеевна, на них отыскать следы пальцев?
— То, что вы задумали, вряд ли получится. Нет, следы здесь, бесспорно, есть, я их проявлю, но использовать эти отпечатки для идентификации личности не удастся. Во-первых, слишком мизерная поверхность. Во-вторых, бумага была настолько скомкана, что особенности папиллярных узоров наверняка стерлись.
— Ну что ж, нельзя так нельзя, — вздохнул Дорохов. — А жаль. Думаю, тот, кто съел эти конфеты, нас с Киселевым очень заинтересует. А вы, Анна Сергеевна, любите конфеты?
— Как вам сказать, в меру, пожалуй.
— А за какое время, по-вашему, можно съесть четыре-пять «Снежков»?
— Ну это кто как ухитрится...
— Товарищ полковник, — не вытерпел Киселев, — да при чем тут эти самые «Снежки»?
— Этого я и сам пока не знаю... Кстати, поручи кому-нибудь разузнать, есть ли «Снежки» сейчас в продаже, а если нет, то когда продавались... И хорошо бы немного купить, ну хотя бы граммов сто.
— Будет исполнено, товарищ полковник! — Киселев в недоумении пожал плечами.
Едва капитан ушел, в дверь кабинета постучались, осторожно, неуверенно.
— Входите, входите! — дважды повторил Дорохов.
В комнату робко вошла девушка в простом темном платье, с большим потрепанным портфелем в руках. Дорохов сразу признал Зину Мальцеву и подумал: «Лицо совсем детское, а застывшая в глазах боль сделала ее взрослой».
И его словно кольнуло: «Вроде Ксюши моей, чуть постарше. Да нет, та побойчее будет». И подумал суеверно: «Не дай бог и ей попасть вот в такую же историю».
— Заходите, Зиночка. — Он вышел ей навстречу, подвинул стул и сам присел рядом. — Да не смущайтесь. — Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить: «Доченька», но он сдержался. — Располагайтесь поудобнее.
Дорохов взял портфель из рук девушки, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.
— Ну, рассказывайте, — решительно сказал он.
— Я не знаю, что... — почти прошептала девушка.
— Как это — не знаю? — Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях — это жалость и сочувствие. — Замуж собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?
— Люблю, — почти с вызовом обронила девушка.
— Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает.
— Да как вы можете так говорить, если... раз вы его не знаете. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.
— Времени на подготовку не осталось?
— Вы не так меня поняли... Олег говорил, что нельзя выбирать профессию по принципу, где конкурс меньше или институт поближе к дому... Что профессия должна быть, как любовь, — одна и давать такое же счастье. Он говорил, что сначала надо пощупать своими руками ее, эту будущую профессию, а потом решать. — Зина раскраснелась, ее серые глаза стали почти черными. — Вы думаете, Олег не мог сразу поступить в институт? Да он лучшим в школе был, а пошел на завод. Говорил: позор руководить рабочими, не умея молотка держать в руках. А он умел, кстати, куда лучше, чем другие...
