София игриво шлёпнула Олега по руке:
– Но только в день…
– И в ночь. – снова вклинилась Жасмин.
– Его триумфа! – строго закончила София и вдруг хихикнула. – А он был вчера!
– Сегодня уже никак нельзя. Но ты не печалься, повелитель. Может, массаж?
– Но без всякого там… Мы девушки серьёзные.
Олег, обманутый в самых лучших ожиданиях вдруг разъярился и крикнул:
– Кыш отсюда, наложницы одноразовые!
… и девицы, хихикая, вскочили с кровати. Провожаемые кислым взглядом Олега, они выпорхнули из залы.
Впрочем, наблюдая подпрыгивания сочных грудей, игру ягодиц и струение волос, Олег не выдержал и захохотал под удаляющееся шлёпанье босых ног.
Одежды вокруг не обнаружилось. Обернувшись простынёй, Олег сошёл с ложа. Подходил то к статуям, то к вазам, то к витражам. Хмыкал. Тёр нос. Всё было непривычным, как во сне.
Как и всегда в осознаниях.
Раздался удар, похожий на звук гонга, и пространство разорвала безумная музыка: резкая, громкая, но при этом ритмичная и монументальная, как марш.
Доносилась она из дверного проёма, противоположного тому, в котором скрылись девицы.
К тому же с неба-потолка заструился колючий холодный дождик.
В общем, Олег зажал уши ладонями и пошёл на музыку.
Ему открылся длинный широкий коридор из бирюзово-синего камня. В нишах, отделанных благородным деревом, трудились музыканты, одетые как статуи в зале. Они и производили весь этот шум. Одни дудели в циклопические волынки. Вторые колотили в барабаны, повешенные на шею. В руках третьих надрывались золотистые трубы.
Всё это производило немыслимую какофонию. Но увидев Олега, музыканты резко замолчали, а один из них, самый крупный, мордатый и бородатый, заревел:
– Приветствуем мисударье Темпоратора.
– Уррра! – заревели остальные.
– Десять утра, – гаркнул второй музыкант, – Пора вставать и приниматься за великие дела!
– Кого вы приветствуете? – переспросил Олег.
– Девятьсот тридцать восьмого темпоратора Муны!
Сзади раздался вкрадчивый ехидный голос:
– Это от слова «временный», сиятельный господин. Временный император. Вы.
Олег обернулся. Перед ним предстала, наверное, самая странная парочка из всех фриков, что он встречал в своих многочисленных осознаниях.
На четвереньках сидел чернявый малец в набедренной повязке, с капризным маленьким лицом, будто собранным в кулачок. Поймав взгляд Олега, он сердито тявкнул.
Рядом, держа ребенка за поводок, стоял пузатый и низкорослый дядька лет пятидесяти. Он был облачён в гейскую на вид кожаную сбрую и разноцветные шаровары (на каждой штанине золотой нитью вышиты контуры двух планет: одной большой, другой маленькой). Из под шароваров виднелись туфли с длинными, загнутыми вверх носами. На поясе болтались золотистый монокуляр на цепочке, наручники и колотушка сантиметров двадцать длиной. Голову украшала чёрная кожаная фуражка с обмётанной золотыми нитками дыркой на темени. Размером с хороший такой апельсин. В ней виднелась лысая кожа со странной татуировкой: огромным сжатым кулачищем. Лицо собеседник имел кожистое, с тонюсенькой чёрной эспаньолкой, круглыми глазами, подведёнными тушью, и свороченным набок внушительным шнобелем.
