– Уходит, чёрт его дери. Того и гляди, нам тоже придётся сниматься на Восток. А там…
– Что там? – Бахор посмотрела в лицо блондина.
– Да шут его знает. Раньше Дикие там сидели. Кровушки нам попортили: отец рассказывал, что каждый месяц приходили и кого-то уносили с собой. Говорят, съедали…
– Да ну тебя! Байки всё это! – возразил второй.
– Ой ли байки? Тебе откуда знать?
– Своих есть? Людей есть?
– Так на то они и дикие.
Между молодых людей повисло молчание, в котором они и дошли до огня, вокруг которого стояли мужчины и женщины, снаряженные винтовками и ружьями разных моделей и из разных эпох.
– Брат! – Бахор махнула рукой парню, что стоял в центре толпы и раздавал последние указания.
Он не был похож на неё, в нём не было ни капли восточной крови. Но в этом мире братьями и сёстрами становились не только по крови, а зачастую по жестокому случаю, отнимавшему у детей родителей и вынуждающему их искать новую семью. Одиночкам была уготовлена единственная участь – смерть.
– Срочно?
– Они бегут. Мама с разведки вернулась. Много, говорит. Вниз надо уходить, говорит.
– Твою…
Охотники напряглись и обернулись в сторону девочки. Все знали её мать, и все знали, что её нужно слушаться, если хочешь сохранить жизнь. И даже самый прожжённый охотник не отважился бы пререкаться с Онахон.
Борис окинул взглядом собравшихся.
– Так, все всё слышали. Собирайте семьи и идём к котловану.
Все безоговорочно последовали приказу. Лишь один старик сплюнул через усы и пробурчал:
– Опять месяц в подземке. В сырости с крысами и консервами, итить их в дышло.
– Сестра, мне нужно к сигналке. Собери все самое основное. Встретимся у всадника через пятнадцать минут.
– Хорошо, брат.
– Онахон будет знать, где мы её ждём. Мы давно условились про это место.
– Поняла.
– Ну, всё. Мне надо.
Борис хлопнул по плечу сводной сестре и двинулся в сторону щербатой красной стены. Девочка же пошла в другую сторону, где посреди длинного здания из белого камня, что чудом сохранилось практически в целости много лет назад, обосновалась община.
Стены внутри были обвешаны шкурами, кое-где в комнатах виднелись угольки, тлеющие в убогих печках.
Бахор вошла в своё жилище, отыскала в углу сложенный заранее для таких случаев рюкзак, мощный фонарь и вышла обратно на улицу, где уже становилось совсем темно, и лишь несколько уличных столбов освещали невесть откуда сохранившимся электрическим светом пыльно-снежный ковёр.
Со всех сторон к котловану уже стягивалась толпа. Люди, увешанные шкурами, тряпьем, рюкзаками и сумками без суеты и паники, ни раз проходя подобное испытание, выстраивались в линии и шли, негромко переговариваясь друг с другом.
