И вот она увидела воплощенными мечты свои в их крайних выводах, в их предельно последовательном и четком выражении. Она реально ощутила неизбежный конец своего пути в изображении ярком и красочном, как был сам этот путь. Она познала плоды дум и дел своих.
Волевые, бесстрашно верные себе ее элементы грозой и бурей воплощали прошлое ее в настоящее. «Монахи воинствующей церкви – революции», они не испугались никаких инквизиций для реализации «золотого сна». Но масса, но «армия» интеллигентская содрогнулась. Эти реальные образы жизни показались ей страшными и безумными, и с ужасом отшатнулась она от них. Почувствовала, жизненно постигла всю ту бездну духовной опустошенности, в которой прежде видела высший закон мудрости. И когда погасли в ее сознании традиционные «светочи», ее ослеплявшие, – в наступившей тьме засияли светила подлинных и глубоких ценностей, ей прежде чуждых и далеких. На этот раз уже широкие массы ее и рядовые представители познали необходимость того коренного «пересмотра идеологии», который за 10 лет был предуказан ее авангардом: – заговорила тоска по государству, тоска по отечеству, тоска по внутреннему, духовному содержанию жизни.
Но ее воплощенное прошлое не простило ее отступничества. Вызванное к жизни и к власти, в своеобразном единении с пробужденной народной стихией, оно потребовало ее к ответу. Произошла трагическая борьба, в которой восставшая против самой себя, против своей истории, армия русской интеллигенции была разбита наголову. И вот снова она – словно в стане страждущих и гонимых, и опять ее жизнь – или мартиролог, или регистр каторги.
Но все же, эти новые муки – объективно осмысленнее, хотя, может быть, внешне, материально, они и более ужасны, а по обстановке своей более трагичны, чем прежние. Но эта трагичность – возвышающая, плодотворная. Уже нет в них той убийственной драмы, той безысходной внутренней порочности, пустоты, которая была в тех, в прошлых. Эти страдания – очищающие, эти жертвы – искупительные. Ими все мы, круговой порукой связанные русские интеллигенты, искупаем свою великую вину перед родиной. Ими мы воскреснем к новой жизни.
Поймем ли мы только это до конца? Удержимся ли от рецидива своих прежних настроений? Было бы верхом бессмыслицы и ужаса, если б в результате новой борьбы русская интеллигенция заболела своим старым радикализмом – дурной «революционностью наизнанку»! Если бы борьба в ее сознании, как прежде, превратилась в самоцель!..
