Русский октябрь. Что такое национал-большевизм | страница 20
«Чем более религиозный дух средневековья овладевал миром, – читаем мы у Г.Эйкена, известного историка этой эпохи – тем более церковь должна была получать мирской характер. Идея отрицания мира сама стала источником «обмирщения» церкви. Чем упорнее религиозный дух старался бежать от мира, тем глубже ему приходилось погружаться в мирскую суету. Отрицание мира, с одной стороны, обусловливало равносильное его утверждение – с другой. Через посредство евангелия нищеты церковь приобрела неисчислимые богатства; своим отрицанием половой чувственности она превратила религиозную метафизику в систему грубейших чувственных представлений; евангелие смирения помогло церкви сделаться величайшим и сильнейшим государством своего времени. В этом внутреннем разложении сверхчувственного царства Божия заключалось трагическое противоречие средневековой истории развития. Религиозный дух средневековья стремился избавиться от бремени земного и материального, и это стремление делалось для него источником подчинения материи».
«Религиозная вера была источником богатства, – богатство же и похоронило веру», – писал об этом процессе один из современников позднего средневековья.
Обмирщение церкви было самокритикой сверхчувственной религиозной идеи христианства. Заложенные в этой идее элементы отрицания мира самым процессом своего развития обращались в свою собственную противоположность. Подобно тому, как некогда земной принцип древней культуры – национальное государство – погиб благодаря своему наивысшему воплощению во всемирной римской империи, так чрезмерное расширение «небесного» принципа средневековой культуры повело к стремлениям, прямо ему противоположным.
Средневековье логически пришло к Возрождению. Но длителен был путь всестороннего и всеисчерпывающего «обмирщения» мироотрицающей идеи…
Причудливыми, воистину «диалектическими» путями развивается всемирная история…
Мне вспомнился грандиозный и богатейший пример средневековья в связи с размышлениями над нынешней фазой русской революции. Ведь, право же, в ней отчетливо отражается – только в соответственно измененном масштабе, конечно, – тот же закон исторической диалектики. На наших глазах происходит решительное и неудержимое обмирщение экстремистских дерзаний коммунистической церкви.
Достаточно прочесть месячный комплект любой из больших московских газет современности, чтобы убедиться в этом. После бешеного наступления отвлеченной идеи, пытавшейся подчинить себе чужую ей жизнь, – жизнь вступает в свои права. Дух жизни рвется из всех щелей, преображая идею, покоряя ее себе. Так после кризиса, после «перелома болезни», выдержавший ее организм начинает стихийно наливаться здоровьем.