— Не пущу, — твердо сказал дгаангуаби. — Сядь.
— Сначала пусти.
— Сначала сядь.
— Убери руки!
— Сядь, я сказал!!
— Ну, села… Что дальше?
— Дальше вот что… — Присев на краешек ложа, Дмитрий очень осторожно приобнял Гдламини, и она, как ни странно, не стала вырываться. — Тебе нельзя злиться, кузя. Когда ты злишься, ты похожа на Ваарг-Таангу… — Гдлами гневно фыркнула. — Хотя на самом деле, вылитая Миинь-Маань. — Гдлами шмыгнула носом. — И при чем тут Яма Искупления? Ты же сама говорила: для Вождей нет дгеббузи. А самое главное, я тебя очень люблю. Очень-очень-очень…
Именно так — медленно, монотонно, ласково-убаюкивающе — рекомендовалось говорить с вооруженными паникерами…
Иногда помогает.
Секунду спустя плечи Гдламини обмякли.
— Я слабая, земани… — Простенькое слово «землянин» госпожа Коршанская так и не научилась произносить. — Мне стыдно. Но мне очень плохо здесь…
— Гдлами…
— Погоди!
Гибко выскользнув из объятий, она отбросила на спину рассыпавшиеся локоны и склонилась над умывальником. Спустя пару мгновений голос ее сделался глуховато-спокойным.
— Говори, нгуаби.
Истерика кончилась. Верховный Вождь ждал доклада.
— Вчера под вечер вернулись лазутчики, — негромко, почти шепотом начал Дмитрий. — Честно говоря, не знаю, что и думать…
Парни М'куто-Следопыта принесли странные вести. Люди нгандва, пришедшие с равнины, не режут голов, не бесчестят женщин. Таков приказ главного над ними, а имя ему — Ситту Тиинка, Засуха-на-Сердце. Ослушников вешают на ветвях бумиана, высоко и коротко. Всем, кто уцелел при штурме Дгахойемаро и бродил по сельве в поисках приюта, разрешено вернуться; люди нгандва помогают им отстраивать хижины. Со стариками Ситту Тиинка уважителен. Удивляется: зачем захотели войны? Предлагает закопать къяххи. Говорит: люди нгандва — не враги горным дгаа…
— А Межземье? — перебила Гдламини.
Разумный вопрос достойный Вождя.
Пусть осколки родов, ушедших некогда из-под тяжкой руки Дъямбъ'я г'гe Нхузи, живут особняком, но они —дгаа…
Дмитрий покачал головой.
В Межземье погибли двое лазутчиков. Еще двое с трудом ушли от погони. Там люди нгандва не церемонятся. Налагают дань. Берут заложников. Ставят на постой наглых обжор. Несогласных — бьют. Непокорных — убивают. Десять дней назад в поселках были вестники Ситту Тиинки. Считали мужчин. Велели готовиться к походу на мохнорылых. Предупредили: нерадивость наказуема, а за ушедших в лес ответят семьи…
Гдламини нахмурилась.
— Когда родитель мой, Дъямбъ'я г'гe Нхузи, задумал принести людям дгаа покой, он начал с малого. Сильному племени дгавили послал ветвь мира и отдал грибные поляны по ту сторону Ттитви, а сильному племени дгайю уступил право хранить Первопламя. Сделав так, стал родитель мой желанным гостем в поселках дгайю и дгавили. И ополчились сильные племена на обидчиков дгаагуа, нашего племени, и наказали их всех, ибо были сильны. Когда же, убив вождей и нагрузившись добычей, уходили воины дгайя и дгавили восвояси, являлся к погорельцам Дъямбъ'я г'ге Нхузи, простивший былые обиды. Он раздавал рис и помогал отстраивать хижины, ничего не требуя взамен. Сами люди слабых племен просили его: останься и правь, ибо убили сильные наших вождей. Сперва отказывался родитель мой, затем соглашался, но, приняв клятву, велел новым дгаагуа некое время держать уговор в тайне…
