Пин смахивает с окуляра маски жухлый лист, прибитый поднявшимся ветром, но прозреть по-настоящему не рвется.
– Когда-нибудь, Нано, ты перейдешь все границы.
Пока никто по ту сторону забора не засек их присутствия, Нано молча выводит последние линии эмблемы, гордый, что не так давно получил полное право ее выводить.
***
– Люди прокляты. Люди отвечают за грехи отцов.
– Громче.
– Люди прокляты! Люди отвечают за грехи отцов!
– Громче, сын мой!
– ЛЮДИ ПРОКЛЯТЫ, ЛЮДИ ОТВЕЧАЮТ ЗА ГРЕХИ ОТЦОВ!..
Пин поднимается с колен, ощущая на плечах невероятную тяжесть. Во рту сухо, и язык липнет к нёбу. Ноет поясница. Зудят вмятины, продавленные на голенях грубо сбитой скамьей. Кажется, респираторы маски вообще не пропускают воздух.
Через стену слышны пения староверов в соседнем храмном зале. Там безопасно, как в домах, можно снимать комбинезоны и приносить на службу детей.
Они все еще едят плоть Христову, пьют его кровь и просят спасти их каннибальские души.
«Каждому по кресту, – шепчет Пин, пряча в карман деревянные четки. – Каждому по кресту. Пусть никто не уйдет обиженный».
У приграничных кварталов запах ностальгии и дополнительного ручного дезинфектора «для детей дошкольного возраста» – зверского материнского оружия, которым заканчивалась любая прогулка. Чтобы почувствовать этот запах, Пину не обязательно снимать маску, достаточно шаркнуть подошвой студенческих ботинок по кирпичной крошке у развалин домов или услышать карканье вороны. Почему-то вороны живут только на окраине. И кружат над безлюдными улицами целыми стаями.
– Граница Города, как граница Вселенной. То есть – Мира, Земли-планеты, – Нано сидит на детской горке и машет рукой на городскую ограду. – Там, дальше – космос. Дикие, неосвоенные дали.
– Ну да, космос, – ерничает Пин, выцарапывая на земляной корке камнем вороний силуэт. – Со своими внеземными цивилизациями, которые, может быть, сумеют надрать нам задницу. Нано, ты ведь боишься… – Пин сам не знает, спрашивает он или утверждает. Кажется, он видит-чувствует страх Нано, словно собственной рукой водит раскаленным прутом в микроне от шеи друга. Но показывать уверенность нельзя, потому что если ошибся – будет обида. И для Нано – обида смертельная.
– Боюсь, – неожиданно легко сознается Нано. – Потому и иду туда. Пин, любой страх, если он не от наших инстинктов – навязанный. Кто-то сказал, что вот эту хрень надо бояться, и ты боишься. Чего угодно: радиации, психопатов, гнева Господня. Ладно-ладно, не буду. Хотя ты знаешь, как я к этой вашей религии отношусь. А вот прикинь, тебе скажут, что надо бояться электрочайников.
