Змеи выполняли долг до конца. Самые молодые из них, с зеленоватыми животами, уже лежали на песке вольера, конвульсивно вздрагивая. Высоко-высоко, выше храмов, кружились хищноклювые птицы, доселе невиданные в Карал-Гуре. Они бесстрастно поглядывали на еще живую добычу, пирующую среди добычи, уже готовой.
Допив рубиновый сок ла, те, у которых хватало воли уйти достойно, отбрасывали чаши и, подбирая полы оранжевых накидок, спешили к змеиным вольерам…
Коммодор Мураками ерошил белокурый «ежик», наползающий на лоб. Доклад, который предстоит сделать на Гее-Элефтере, писался против ожидания легко. Вспомогательный танковый корпус Демократической Конфедерации Галактики сделал в этой войне все, что мог, а может, даже и больше. Коммодору не давалась лишь последняя фраза — мешал назойливый Хранитель Чертога. Глядя на его трясущийся подбородок, Мураками неожиданно пожалел, что не располагает правом пороть подданных императора.
— Но коммодор! Вы же понимаете, что император…
— Ваш император получил в свое распоряжение две каюты «люкс», и мне безразлично, какой дрянью он собирается их забить.
— Да вы понимаете, сколько стоит эта коллекция пилочек для ногтей?! Сорок тысяч уникальных экземпляров!
— Я не могу разместить людей, любезный, а вы говорите о пилочках. Посмотрите, что творится!
Хранитель Чертога усмехнулся, даже не поглядев на вопящую за окном толпу.
— Разве это люди? Что они рядом с коллекцией императора?!
— Знаете что? — Мураками стал необыкновенно вежлив. — А не запихать ли вам, дружище, все сорок тысяч пилочек в задницу своему императору?! Вон!!!
Несколько успокоившись, коммодор дописал наконец последнюю фразу: »…таким образом, в силу объективных причин эффективность действий особого танкового корпуса оказалась ниже предполагаемой». Поставив число и подпись, Мураками усмехнулся, подумав, что после подобного отчета пра-прадедушка, вполне вероятно, совершил бы харакири…
Начальник Генштаба не знал, что такое харакири.
Зато у него был зеленый паучок каюй-тюи. Редкая честь! Завидная привилегия! В крохотной лаковой шкатулке обитало бесценное наследие предков — нежное, изящное, хрупкое, как невинность первого поцелуя на заре. Ни в чем не виня себя, несостоявшийся губернатор Пао-Туна готовился замкнуть цепь благородных предков и слиться в заоблачном единстве с теми, кто некогда нянчил его.
Маршал подошел к зеркалу, огладил новенький китель, недрогнувшей рукой провел по орденам и уже собрался пройти к алтарю, как вдруг зазвонил телефон.
