Я спросил:
— А далеко он… колхоз?
Слово «колхоз» звучало в нашей городской квартире довольно-таки странно и непривычно. Из книг и рассказов я знал, что существуют где-то на белом свете колхозы и совхозы, люди в которых выращивают хлеб и разводят скот, но самому далее окрестностей города бывать нигде не приходилось, тем более в колхозе. Во всяком случае, понятие «колхоз» было для меня совершенно отвлеченным. Арька в этом отношении стоит выше меня на сто ступеней — он жил у тетки в деревне и, стало быть, знает, что и как. Поэтому я обращаюсь только к нему. На мой вопрос Арька ответил:
— Тася сказала: километров шестьдесят отсюда…
— Кто? Тася? Это еще кто такая?
— Так ты еще не знаешь, — смеется Валька Шпик. — Наша новая пионервожатая. Она у нас за начальника будет.
— А где же Боря? — перевожу я глаза с Вальки на Арика и обратно.
— В армию забрали, на фронт… — отвечает Арик и начинает накручивать свой влажный чубик на палец.
Я действительно отстал от жизни. Арик и Валька приглашали меня пойти с ними в школу, но я отказался, и вот теперь расплачиваюсь за свой отказ.
— Когда же ехать?
— Завтра, утром, — встрепенувшись, отвечает Валька. — Надо идти собираться… И ты, значит, собирайся. Рабочая одежка, вещмешок, харчи… Нам так сказали…
Ребята ушли, я остался один и не знал, что делать, ошеломленный известием.
Что было дальше?
Да, мама… Такой растерянной и беспомощной я никогда ее не видел. Она без толку ходила по квартире, взглядывала на меня прозрачными и ничего не понимающими глазами и все спрашивала:
— Как же так? Значат, ты уедешь на целый месяц?
Я хмурился и молчал. Мне было жалко ее, и в то же время я сознавал, что она растерялась потому, что считает меня еще маленьким. И это меня злило. Ну, какой я маленький? Ведь даже папка пишет, что я уже большой.
— Мама, — сказал я, — утром мне ехать, а ты еще ничего не приготовила.
Получилось грубо. Я понял это потому, как она вздрогнула и посмотрела на меня долгим и удивленным взглядом. Потом она быстро отвернулась, и я понял, что она не хочет показать мне, как она плачет. Мне стало до невыносимости стыдно и обидно.
Утром, когда Арик и Валька зашли за мной, мама была спокойна и даже, как мне показалось, весело настроена.
— Явились, работнички? — вместо приветствия сказала она ребятам и, подавая мне рюкзак, добавила почти торжественно: — Будьте сильными, мальчики… Не пищите там!
Мы засмеялись и гуськом вышли во двор.
— Пищать не будем, — уже у ворот ответил Валька Шпик. — Будьте спокойны…
