И чего он только уставился на меня? Может, с моим лицом что-то не так? Зубную пасту я что ли плохо смыла?
— Занятно. Выходит, по вашей ноге проехало две с половиной тысячи килограмм металла, а вам хоть бы хны. Да вы у нас Женщина-Халк, Иванова.
Так себе комплимент, мог хотя бы Чудо-женщиной назвать или Чёрной вдовой, а то Халк. Будто я зелёная и большая. О! Резко пугаюсь — может, я зелёнкой перемазалась? Да нет, я вроде не имела с ней дела. Чуть отклоняюсь, пытаясь заглянуть в стеклянную дверцу шкафа.
А Заболоцкий чешет подбородок, присаживается на край стола и, скрещивая руки на груди, прищуривается, осматривая меня.
Что-то мне это не нравится, вот сейчас он вспомнит про деканат, и мне капут с пипцом на пару. Второй день я с профессором в близком контакте и могу сказать — с такого расстояния очень заметно, что между нами ещё одна я. Ну, то есть ровно восемнадцать лет разницы. Он горячий мужчина, очень нравится мне внешне, и эта его способность знать всё на свете. Мне кажется, не существует вопроса, способного поставить его в тупик. А его глаза? Красивее у мужчины я просто не видела. Он взрослый, мужественный, от него пахнет умением и опытом. Это не глупый одногруппник, который двух слов связать не может. С Заболоцким даже ругаться, я уверена, очень интересно. А если пойти с ним на свидание? Смотреть вместе какой-то фильм? Он способен довести до оргазма только своими комментариями. Я не пробовала, но уверена, что это так. Хотя, что я пробовала? Я вообще ничего такого ещё не пробовала. Как много бы я отдала за возможность просто прижаться к нему.
— Я думаю, Иванова, что вам всё же стоит поменьше ходить и побольше лежать.
Снова начинаю краснеть. А Роман Романыч разворачивается к своему столу, прочищая горло.
— Поменьше напрягать ногу. — Пауза. — Вы на пару не спешите?
— Да нет, конечно.
Я расплываюсь в улыбке. Что я там у англичанки не видела?
— Вы остроумная, Иванова, не так ли? — Ещё раз чешет подбородок профессор и щурится, продолжая меня разглядывать, наощупь за спиной что-то выискивая.
Это ещё что за «День Розовой Пантеры»? Какая ему разница остроумная я или нет? Я ему что, понравилась? Ну, этого не может быть. Он же взрослый. А я — это просто я. Глупая девчонка в кедах и широченных джинсах, с хвостиком на макушке. Я, конечно, уже голосовать могу и даже гулять после двадцати двух по закону, но мне казалось, он ко всем нам — первокурсникам — относится как к неразумным детям, ограниченной молодежи и недоразвитым личностям. Боже, а вдруг в его глазах я особенная? Вдруг это оно? Чудо?! Вдруг ему нравится то, как я…
