Когда гигантские призраки осели и стало видно далеко во все концы открывшийся за их спинами огромный пустой зал, Илья заметил метрах в пятидесяти от себя небольшой сгусток тьмы, явственно выделявшийся на общем светлом фоне. Возникшее было ощущение торжества, победы над лишенным, как выяснилось, всякой реальной силы противником вновь уступило место нарастающей тревоге, потому что отошедший куда-то на периферию сознания маячок страха заработал вновь, и импульс исходил теперь из вполне конкретной точки — от этого невзрачного темного пятнышка на скомканном белесом ковре.
Илья пошел вперёд, на сей раз не спеша, стараясь успокоиться так, чтобы, подойдя к этому таинственному, излучающему опасность предмету, он никого и ничего не боялся, и чтобы тело не вышло ненароком из-под контроля.
Чем ближе он подходил, тем явственнее звучал у него в ушах уже знакомый смех — не злой, не издевательский, а существующий как будто сам по себе, безо всякой связи с происходящим и вообще с чем бы то ни было. Смех, как и ощущение угрозы, исходил от темной скрючившейся, поджав колени к подбородку, фигурки — Илья теперь уже отчетливо видел, что это человек. Причем человек росточку весьма незначительного, и телосложения более чем субтильного, не то ребенок, не то худенькая девушка, смеющаяся себе в колени, не обращая никакого внимания на подходящего к ней в откровенно угрожающей позе человека с ножом. Если человечек вообще его видел. Илья расслабился, опустил правую руку, однако возникшее было желание сложить нож и убрать его обратно в карман отмел как несвоевременное.
Когда до сидящего на полу человечка осталось едва два с половиной метра, Илья остановился, чтобы получше его разглядеть. Это была женщина, или, скорее, действительно совсем молоденькая девушка в черном облегающем трико. Брюнетка. Худенькая. Руки тонкие, запястья — обхватишь оба двумя пальцами одной руки, да ещё и место останется. Она сидела к нему боком, так что видны были проступающие сквозь тонкое трико трогательные острые лопатки и, под обхватившими колени предплечьями, маленькие, красиво очерченные груди.
Илья, окончательно успокоившись, сложил-таки нож и сунул его в карман. Эта девочка явно не представляла из себя ничего особенного — в плане опасности, конечно. А смех и ощущение угрозы —все от нервов и от общей атмосферы этого странного, нелепого и ни с чем несообразного помещения, относительно которого у Ильи уже начали закрадываться некоторые подозрения на предмет соответствия действительности. На предмет того, а не снится ли ему, часом, вся эта лабуда...
