Ларькин, уже давно узнавший, что три загадочные буквы означают у Большакова Fuck Silly Billy, как-то поинтересовался, какой именно Вильям имеется в виду: Гейтс или Клинтон. Илья грозно ответил, что он имел в виду всех американских Биллов, вместе взятых.
...В один из жарких дней начала июня «пацаны» сидели в беседке в саду и дожидались обеда. Позеленевший и покрывшийся мелкими прыщиками Большаков был изгнан майором на свежий воздух с приказом не приближаться к мониторам в течение ближайших шестнадцати часов. Ларькин сам вышел развеяться и отдохнуть от трудов и открытий. Ренат, помогавший в последнее время Виталию в разработке новой аппаратуры для исследования активности головного мозга, тоже пришел потрепать языком. Приготовлением обеда занимались Аня и кулинар-любитель майор Борисов.
Жара и лень размягчили стальную волю бойцов ГРАСа настолько, что никто не взял на себя труд подать на «жучки» запись фальшивого разговора. Аудиотека записей регулярно обновлялась Большаковым, и в беседке наготове стояла целая обойма разговоров на разные темы и в самом различном составе. Заголовки записей звучали так: «Ларькин и Борисов. Запись номер 5», «Ахмеров и Ларькин. Запись номер 3», «Большаков и Ахмеров. Запись номер 8»... В иное время они даже развлекались, включая в беседке динамик и устраивая коллективные прослушивания большаковских творений. Стоило протянуть руку и щелкнуть тумблером... Но сегодня протянуть руку было лень, и поэтому о делах говорить не следовало. Да и не хотелось.
Шёл ленивый равнодушный треп обо всем подряд — как обычно, какое-то время и о женщинах. Сегодня разговор потек по не совсем обычному руслу: говорили о женитьбе.
Главный заводила всех разговоров Большаков поведал о своей второй в жизни женщине, на которой он чуть было не женился. Илья рассказывал, против обыкновения, скупо, хриплым голосом —у него после длительных компьютерных запоев всегда пересыхало в горле, что служило ему дополнительным оправданием для регулярного употребления пива —искренне сострадая самому себе, тогдашнему.
— А какая она была ревнивая, о боги! Она ревновала меня даже к моей бритве.
— Ничего странного. Этот аппарат облизывает тебя с удивительно похабным и бесстыдным причмокиванием... Ням-ням-ням, — попытался воспроизвести звук большаковской бритвы Ларькин. Илья покраснел.
—Так я всё-таки не понял, почему ты не женился? — спросил Ренат. — Из-за бритвы?
Ларькин захохотал, а Большаков с негодованием вздохнул и погрозил прапорщику пальцем. Утруждать себя более активным выражением эмоций ему было лень.
