Кажется, на его рабочей одежде формируется дождь – слова барабанят по мне и только часть его речи мне понятна.
– Нужно сменить первое детское воспоминание, уже настало лето и ни к чему жить с такими шипами, – молнии сверкают около его карманов и поджигают что-то в моих ассоциациях.
Перемотка невозможна и жизнь, вывернутая из кассеты, перестала меня интересовать.
– Иначе оно совсем сточится, когда настанет следующий сезон…, – может, он говорит, что-то важное?
Я вспомнил, солдатики плавятся в сказках, за домом и в моей голове, в телевизоре – мне жалко их и одновременно хочется самому поджечь.
– Можно ослабить, – говорит мне добрый механик.
Дождь смыл с его формы вообще всё, и я смотрю на белое пространство.
Пластилиновые брызги
Я заметил за ним эту особенность случайно. Но если долго всматриваться в человека, который пытается тебе помочь, обнаружишь в нём что-то особенное.
Он оставлял отметины – коснувшись меня или любого предмета в комнате, тонкий пластилиновый след, невидимый для всех, кроме меня, бросался в глаза.
Поры кожи, эти микроскопические торнадо, выбрасывали злобу, презрение в виде густых красок – отвратительное зрелище, которое поначалу только отпугивало и вызывало тошноту. Внешность и манеры не обманут меня.
– Отлично, я проведаю вас чуть позже, – говорит он и касается моего запястья.
Дверь закрылась, и я судорожно отдираю от себя пластилин, скатываю его в шарик и прячу за тумбочку. Я больше не могу этого терпеть – его следов тут не будет.
Осторожно, прохожу по его следу, двигаясь от древнейших времён к настоящему, и собираю краски.
Его любезность не даст усыпить моё внимание – каждое касание, даже секундное, не скроется от меня.
В углу комнаты сформировалась планета – с жёлтыми реками, печальными зелёными океанами, в центре которой часовой механизм отсчитывал секунды до взрыва.
Спрятался за тонкое, но непробиваемое для пластилина, одеяло. Я знаю, что когда он войдёт – его же собственные цвета обрушатся на него тысячью пластилиновых брызг-осколков.
Тогда я обрету свободу.
Мятная эволюция
Мой язык – сумоист, пытающийся победить жука.
Много лет он пытается выдавить его изо рта, но силы неравны, и мерзкие ножки щекочут и ранят меня, не давая покоя.
Круг пора разомкнуть – язык уходит на заслуженную пенсию, не совершив ни одной победы.
Зубная артиллерия обрушивается на хитиновую броню и сминает её.
Кусочки корпуса, внутренностей жука, моих надежд и слюна перемешивается во рту – мятный вкус наполняет прошлое, и я понимаю, что могу создать что-то. Только поменяй немного расположение – иной вид, новая запись в классификацию – готовое бессмертие для узкого круга энтомологов.
