Чрезвычайно занятый войною в Италии и в чаду ежедневных побед, Бонапарт оставался, однако же, верен своим наклонностям и делал все, что мог, на пользу наук и художеств.
В Павии беседовал он с физиологом Скарна. В 1801 имел переговоры с физиком Вольтою, которого осыпал почестями и подарками. В 1802 основал премию в шестьдесят тысяч франков для того, кто посредством опытов и открытий подвинет учение об электричестве и гальванизме на столько же, как подвинули его Франклин и Вольта.
Не одно попечение о водворении в республике внутреннего спокойствия исключительно занимало первого консула; он заботился также и о мире внешнем, которым ему очень хотелось ознаменовать начало своего высшего управления Францией. Поэтому он приказал Талейрану открыть переговоры с лондонским кабинетом, а 26 декабря 1799, в самые первые дни принятия консульства, так писал английскому королю:
"Бонапарт, первый консул республики, Е. В. Королю Великобритании и Ирландии.
Призванный желанием французского народа занять первое место в правительстве республики, я считаю пристойным, при самом моем вступлении в должность, прямо сообщить о том вашему величеству.
Неужели война, уже в течение восьми лет опустошающая все четыре части света, должна быть вечной? Неужели нет никакой возможности объясниться друг с другом?
Каким же образом две просвещеннейшие нации Европы, которые сильны и независимы, могут приносить в жертву пустым идеям о величии благо торговли, внутреннее благоденствие, счастье семейств? Каким же образом они не чувствуют, что мир есть первейшая из потребностей, так же, как и первейшая слава?
Эти чувства не могут быть чужды сердцу вашего величества, вам, царствующему над великим народом с единственной целью сделать его счастливым.
Вашему величеству благоугодно будет принять это письмо как знак искреннего моего желания усердно содействовать, во второй раз, заключению всеобщего мира без всяких промедлений, с полной доверчивостью и без тех форм, которые, быть может, нужны при переговорах между небольшими владениями, чтобы скрыть их обоюдную слабость, но в делах между сильными государствами не служат ни чему, и только проявляют намерение обмануть друг друга.
И Франция, и Англия, употребив во зло свои силы, могут еще долго поддерживать между собой войну на несчастье всех народов; но смею сказать, что участь всех просвещенных наций тесно связана с окончанием войны, объемлющей все части света.
