Научные задания, которые ставились в это время в действительности, и те, которые были поставлены творцами философии XVII в., оказались несовместимыми не только в социологии, но и в новых науках - геологии, ботанике, зоологии, минералогии, химии, экспериментальной физике.
В то же время эти области знания - новое естествознание - нашли себе опору вне философских течений и вне математики - в области исторического знания. Естественная история стояла по методам работы в это время наряду с историей политической или государственной. В XVIII в. Бюффон давал характеристики или биографии животных, сравнимые с характеристиками, даваемыми человеческим индивидуумам или психологическим типам историками и моралистами.
Это новое естествознание могущественно влияло на социальные науки. Но оно шло вразрез со стремлениями ввести в них механические или физические представления, разрушало рационалистическую работу новой философии в этом направлении. Ибо в это время все новые и новые области знания укладывались в научные рамки, которые сами, казалось, ничего не имели общего с математикой или механикой. Если временами и здесь высказывалась в XVIII в. вера в возможность свести в конце концов всю природу, во всем ее бесконечном разнообразии, в рамки механического или физического понимания, перевести ее на язык математических формул или механических моделей, этой вере немногих лиц резко противоречила практика многих поколений натуралистов.
Едва ли когда вековой антагонизм - отражение разных корней их исторического генезиса - между математиками и натуралистами достигал таких размеров, как в эту эпоху расцвета описательного естествознания.
XIX век многое сгладил. Не столько мир математических формул, сколько мир механических моделей достиг поразительных результатов в объяснении явлений природы. Казалось, после него могла быть вновь поставлена задача перенесения их в область социологии - задача, столь ярко разбитая ходом времени после XVII столетия.
Но в научном движении XIX в. мы, наряду с развитием математики и естествознания, видим колоссальное развитие наук исторических. Их существование, столь далекое от математических умозрений или механических моделей, делает попытки внести эти модели или обобщения в область социологии столь же мало вероятными, как делало их в XVIII столетии развитие нового естествознания. К тому же сейчас и в пределах естествознания область, стоящая за границами математики и механических моделей, не уменьшается вековым ходом научного знания, но скорее увеличивается. В общем и сейчас математические формулы и механические модели играют роль не большую, чем прежде, если только мы обратим внимание не на отдельные области знания, а на всю науку в целом. Идет работа Сизифа: природа оказывается более сложной, чем разнообразие бесконечное - символов и моделей, созданных нашим сознанием...
