«В тот памятный вечер маленький оркестр Сан-Карлино играл страстную симфониетту. Но вот музыка оборвалась. Справа от публики появился Сальваторе Петито в своем обычном костюме, но в маске. Слева вышел Антонио Петито в костюме Пульчинеллы, но без маски. Старый Сальваторе приблизился к рампе и произнес:
Мои дорогие зрители!
Послушайте благосклонно:
Примите взамен родителя
Сына его Тотонно.
Вы мною порядком сыты.
Я стар и устал, призна́юсь.
Так вот вам новый Петито.
Я вам за него ручаюсь.
Сказав все это, Сальваторе снял маску, надел ее на Антонио, потом покрыл его голову колпаком Пульчинеллы и со слезами на глазах пожелал: «Носи сто лет»>[2].
Театральные старожилы Москвы, бывшие на премьерах во вновь открытом здании театра, заверят, что подобного торжественного ритуала между отцом и сыном Райкиными не было. Не было оркестра, не передавали маску, не звучали специально сочиненные стихи для прощания с публикой старшего и представления молодого… И все же на взгляд из сегодняшнего дня такой ритуал определенно состоялся – прямо внутри спектакля; только был он вплетен в действие настолько филигранно, что не был узнан как ритуал, хотя внимательные зрители в те минуты ощущали что-то еще, кроме актерской игры.
В конце первого акта спектакля «Мир дому твоему» прямо перед антрактом на сцене впервые появился Константин Райкин. Аркадий Исаакович, отыграв монолог, после аплодисментов поднялся к столу и просто крикнул: «Котя!» Сын отозвался из-за кулис; А. И. Райкин спросил чаю; и К. А. Райкин вышел с подносом, на котором были две чашки на блюдцах, сахарница и конфеты. Его первое появление на сцене, конечно, вызвало аплодисменты. Казалось бы, начался новый эпизод спектакля. Но зрителей обхитрили: отец и сын просто стали пить чай и обсуждать дела – без торжественности, тепло, деловито, буднично, как будто один на один.
Декорации, созданные Аллой Коженковой, точно передавали обстановку квартиры А. И. Райкина. Отец и сын сидели за своим домашним столом, вкусно гремели ложками и явно получали удовольствие от совместного чаепития. Попутно говорили о письмах, пришедших в театр, в том числе из Министерства культуры… Разговор был прерван неожиданным разворотом Райкина-отца к зрителям: «А вы что здесь делаете? У вас в распоряжении двадцать минут. В буфете не только чай…»
Для спектакля «Мир дому твоему» в таком чаепитии, в общем, не было большого смысла. Смысл был заключен в буквальной последовательности действий, срежиссированных Аркадием Райкиным: на сцене был дом (театр-дом), отец призвал на сцену сына, чтобы обсудить дела один на один; потом, после антракта, они стали играть – снова вместе, вдвоем, и следующая миниатюра как раз про отца и сына, только теперь это уже театральные роли. Этот ритуал обживания театра-дома, чаепития отца и сына один на один был повторен столько же раз, сколько был показан в новом здании спектакль «Мир дому твоему». Был он повторен и в последний день, проведенный А. И. Райкиным на сцене перед тем, как он попал в больницу, – 24 октября 1987 года, в его день рождения.
