Агент действительно не заметил официальной цензуры. Ее заменяла общественность. Как он узнал, Госкомнадзор ежемесячно получал сотни писем о незаконных действиях граждан, что негодующая интеллигенция называла доносами.
– И никто не контролирует?
– Как никто? Общественность.
– То есть, авторитетные граждане, – зло пояснил Близнецов. – Чиновник, врач, учитель, полицейский пристав. Но как они могут подходить со своим профессиональным инструментом, например, к художественному произведению, которое создается по другим законам? Как они могут инспектировать операцию хирурга? Что они понимают?
Политолог снова остановился.
– Без цензуры нельзя. Пушкин писал о нашей цензуре: «Всякое христианское государство должно иметь цензуру. Разве речь и рукопись не подлежат закону? Каждое правительство вправе не позволять проповедовать на площадях все, что кому в голову взбредет».
– Молодой человек Пушкин мог сказать это по конкретному случаю. Чтобы, например, не закрыли его журнал «Современник».
– «Наше все» был многогранен.
Он оглянулся и предложил пройтись. Близнецов колебался: нужно ли с таким разговаривать.
Но Агент пошел за ним, и он тоже. Какие у того могут быть еще аргументы?
– Ваша романтика эгоистична, – говорил ироничный. – Она губит все, что вне своего круга. С одной стороны любовь и близость узкого кружка, а с другой – изничтожение покушающихся на него.
И процитировал:
Уходит жизнь в распахи дач
от ругани погрязших в Дело,
из выживания задач
в природы вольность без предела.
И то, что любит, что всегда
открыто любящею гранью –
навстречу близкому отдать
спешит свое, и топчет странно
чужое, не свое, ничто.
Оно раздавлено в обиде,
но правым себя видит то,
что любит, лишь любимых видя.
Близнецова стихами не проняло.
– А ваша коллективная злободневность – одна из частностей, одна тысячная человеческого существования! Но сиюминутная актуальность придает этой тысячной первостепенное значение.
– Политика всегда сиюминутна, ею все интересуются, но уходит эпоха – и все, с нею уходят и политики. Искусство тоже не вечно. Но в этой сиюминутной реальности мы живем и действуем. После – нам будет все равно, другие будут портить жизнь.
– Я говорю о взгляде на мир! – закричал Близнецов. – Не передергивайте.
– Нужно вам, наконец, твердо стать на ноги, – поморщился ироничный.
– Мы верим в то, что наступят иные времена, – размахивал руками Близнецов, – и ваша разрушительная сила испарится, как нависшая над нами тяжелая туча.
