Морячка с Кавказа | страница 6
– Нет, я не готова пока никому звонить. Мне нужно еще подумать, – не уступаю уговорам отца.
– Даже не раздумывай, дочка. Наше дело с матерью – век доживать. А твое дело и Игорька – жить и новую жизнь создавать. Это наш с матерью твердый наказ.
Но я так и не решаюсь позвонить. Для такого ответственного шага мне нужно время. Попрощавшись с родителями, медленно-медленно иду по заснеженной улице домой. Шарф в руке, шуба все так же на – распашку. Эта жуткая история вытянула из меня все силы, и я даже не могу поднять руку, чтобы застегнуться, одеться нормально. У меня на руки и ноги, словно кандалы надеты. Думая о разговоре с родителями, понимаю, что отец совершенно прав.
Пришла домой и устало села за столик, на котором стоит телефон. Нужно просто поднять трубку и позвонить. Но сделать этого я не могу, ощущая, что назад дороги не будет. А это словно шаг в глубокую пропасть. И от этого мне страшно, великолепно понимая, что нас с сыном никто и нигде не ждет. Но если я сейчас не осмелюсь сделать этот звонок, возможно, потом будет слишком поздно. Вчера Игоря жестоко избили, а завтра он может не вернуться домой. Ненависть к русским уже перехлестывает все мыслимые нормы. Словно в подтверждение моим грустным размышлениям раздается звон разбитого стекла, затем сильный грохот. И сразу же откуда-то, вероятнее всего с кухни, потянуло ледяным холодом. Еще не понимая, что произошло, я метнулась туда – на кухню.
На полу чистенькой кухоньки лежит очередная разбитая стеклянная бутылка из-под пива. Огня нет, но окно зияет черной дырой. Оттуда тянет зимним морозным воздухом. От усталости я сажусь прямо на пол, на осколки от стекла. В разбитой бутылке лежит какая-то бумажка. Беру ее в руки и разворачиваю. Это записка с угрозой и последним предупреждением, чтобы русские свиньи убирались из Чечни. Или нас всех перережут. Так и написано «мы как вас баранов всех перережем». От этой угрозы мы становится страшно. Националисты приступили к более решительным действиям: они уже не кричат за окном, а излагают свою ненависть в письменном виде. И ничего не боятся, зная, что останутся безнаказанными. Потому как человеческая жизнь сегодня в Грозном ничего не стоит. Как же я устала от всего этого! Господи! Как я устала! Сглотнув подступивший к горлу комок, тяжело встаю и иду к телефону. Набираю знакомый номер телефона в далеком Владивостоке. Тетя, выслушав наши последние новости, принимает решение немедленно: