Воинскому подразделению, в котором служил отец, после освобождения Кубани суждено было первым начать освобождение Крыма. Перед самым началом операции в дивизию приехали генерал-майор Брежнев – начальник политотдела армии и военный корреспондент Сергей Борзенко. Журналист решил написать статью о моем отце – командире расчета станкового пулемета, о смелости и бесстрашии которого ходили легенды. Он даже сфотографировал отважного пулеметчика с Леонидом Ильичом.
В ночь на первое ноября 1943 года началось форсирование Керченского пролива. Ослепительные лучи прожекторов бороздили море, под шквалистым огнем противника тонули десантные мотоботы, сейнеры, катера. В щепки разлетались плоты, и десантники в ледяной воде вплавь добирались до смертоносных берегов, «вгрызаясь» там в землю. В результате, был отвоеван поселок Эльтиген (этот кусочек земли впоследствии назовут «огненной землей»).
Но фашисты блокировали плацдарм с моря, и десантники оказались в окружении. Враг надеялся на легкую победу, но наши солдаты храбро отбивали атаку за атакой. На тридцать шестые сутки боев в поселке не осталось ни одного целого дома. Все было изрыто снарядами и бомбами. Командование дивизии решило пойти на крайние меры: в темноте ночи прорвать оборону врага, с боями захватить заснеженную гору Митридат и выйти на соединение с основными силами фронта. Отход должны были прикрыть добровольцы.
Командир роты сообщил о решении командира пробиваться к своим, но чтобы прикрыть отход нужны добровольцы. Все понимали, что остаться здесь – неминуемая смерть. Кто добровольно пойдет на такое? Ротный тягостно посмотрел на солдат. Бойцы стояли, понурив головы. Но тут вышел из строя первый доброволец – мой папа и сказал: «Я ранен в обе ноги, поэтому остаюсь в заслоне». Затем вышел второй… Раненых героев, идущих на верную смерть, чтобы прикрыть отход товарищей вышло тридцать человек. С ними также остались десять медсестер и санитарок. Командир, вытирая скупые слезы, произнес: «Спасибо, ребята. Живые о вас никогда не забудут».
Морозной декабрьской ночью остатки дивизии прорвали оборону, и ушли в сторону Керчи. А оставшиеся тридцать добровольцев, на каждого из которых пришлось по пять пулеметов, прикрывая отход товарищей, начали бешеную стрельбу. Они, истекающие кровью, полуживые, переползали от пулемета к пулемету, создавая видимость большого количества солдат. В ответ взвыли фашистские минометы, после появились немецкие танки и пехота. Затем над крошечным плацдармом нависли «юнкерсы», началась бомбежка. Папочка, истекающий кровью, потерял сознание. Когда очнулся, услышал лай собак. Повернул голову, а там… В луже крови барахтается морячок, а его рвут на части две немецкие овчарки. Отец навел автомат, нажал спуск, а стрелять уже нечем. Оставшихся в живых пятерых бойцов пленили румыны. Но появившийся на плацдарме эсэсовец велел не брать пленных, а всех расстрелять. Первыми повели к морю девочек-медиков. Вскоре оттуда послышались автоматные очереди. Все, конец. Но тут внезапно в небе показались наши самолеты из Тамани. Началась такая кутерьма, что раненых красноармейцев после авианалета погнали не на расстрел, а в плен. А моей будущей бабушке из части была отправлена вторая похоронка на сына.
