— Кого? — уточнил я.
— Если привычно говорить, то колдуна с определенными способностями и проявлениями, — спокойно пояснил дед. — Ты не смотри, что я немощен и стар, нечисть за весту чую.
— А это что? — вырвалось у меня, когда увидел стоящий на двух табуретах гроб обшитый темным бархатом.
— В него меня положишь и на кладбище свезешь, могилка будет готова, дорогу покажут, — отмахнулся дед. — Да, чуть не забыл! Лопату с собой возьми, зарывать предстоит самому, никто другой помочь не сможет. В ноги поставь крест, чтобы, если понадобилось, смог легко выбраться.
— Крест? — помотал я головой.
— Да, его подготовят, заказ давно сделал, — покивал дед и указал рукой на входную дверь в избу: — Пошли, поставлю чай и обстоятельно все расскажу.
Голова кругом, какой-то частью сознания начинаю верить в происходящий со мной бред. Да-да, именно так это можно назвать, словно пыльным мешком по голове ударили, но уверяют, что по волосам погладили.
Кстати, дверь за нами закрылась сама, как и открылась… Гм, может это мне надо бежать в психушку и требовать доктора? Подозрения только усугубляются! Не успели войти, а чайник стал закипать, лампадка зажглась… Тряхнул головой и пожалел, что водку в машине оставил. Черт с ними со всеми, ночь мог бы в салоне переночевать, чтобы ментам не попасться. Тут же без пол-литры не разобраться.
— О, несет нелегкая, — покачал дед головой, смотря в окно. — Семен, смотри, эта тут в помощницах у главной ведьмы. Способная ученица, и когда только успела пронюхать, что ты появился? Уже и пирожки напекла, заговоренный морс с приворотным зельем сварила. Она думает, что я силу потерял! Вот пожалуюсь Лидии, она ей порку задаст, сидеть Варька на своей тощей заднице долго не сможет.
Девушка, стройная, в лосинах и топике, несет корзинку из которой выглядывает кувшин. Пирожков не видно, но меня больше заинтересовала гостья. Черноволосая, даже издали видно, что симпатичная. Рама окна со скрипом отворилась, хозяин дома крикнул:
— Варька! Засранка ты этакая! Пироги оставь, а питье свое забери и в канаву вылей, чтобы за тобой лягухи бегали и кваканьем в любви признавались!
— Трофим Иванович, прости дуру грешную, — приложила девушка руку к груди, подходя к окошку и с интересом заглядывая в дом. Ткань на топике натянулась, подчеркивая крепкую грудь не обремененную лифчиком. — Не со зла, привычка, буть она неладна. Сам всех молодых парней отвадил, не с кем и на сеновале или на лугу травку помять.
