— Если, как я полагаю, речь идет о ловушке, то тут есть, чем противостоять этим ловцам. А уж если и этого покажется им мало, то у меня есть ещё кое-что.
И он покрутил, как бы любуясь, огромным кулачищем, величиной с голову ребенка, один вид которого мог сбить боевой пыл с любого нападающего.
Билл вышел из комнаты, снова спустился в холл и вскоре очутился на улице. Там он подошел к стоящему рядом с отелем такси. Шофер, явно метис англо-бирманского происхождения, с оливковым лицом, на котором блестели, как бирюза, голубовато-фарфоровые глаза, спросил:
— Вам куда, сахиб?
— К пагоде Нат в северо-восточном квартале. Знаете, где это?
Шофер закивал головой.
— Знаю, отлично знаю, сахиб. Но должен предупредить вас, что местечко-то довольно грязное, к тому же, на самом берегу реки. Смотрите, как бы вас там не грабанули… или, как у нас говорят, не дакоитнули…
«Грабануть — это могут, — подумал про себя Билл. — Определение верное, а дакоитнуть, так наверняка, хотя может быть и не в данный конкретный момент».
Действительно, в Бирме дакоиты, эти грабители с большой дороги и одновременно ритуальные убийцы, организуют мощные банды, что и ввело в местный лексикон глагол «дакоитнуть», неологизм, хотя и прекрасно известный Баллантайну.
— У меня есть чем укоротить ваших дакоитов, если им вздумается напасть на меня, — ответил Билл, положив свою лапу на карман пиджака, где лежал пистолет. — Ну, а уж коли вы меня туда отвезете, то получите хорошие чаевые…
Шофер пожал плечами.
— Чаевые, да ещё хорошие, это — не дурно, но мне бы не хотелось плавать в реке, как дохлая рыба, с ножом между лопаток! Я вас отвезу, сахиб, но только до реки, а там покажу дорогу к пагоде Нат, куда уж вы отправитесь одни, без меня…
Этот человек откровенно боялся дакоитов, и Билл, который сталкивался с этими профессиональными убийцами в различных ситуациях, хорошо его понимал. Поэтому он не стал настаивать.
— Ладно, — миролюбиво сказал он. — Отвезите меня к реке, а там уж я сам доберусь.
Когда Билл Баллантайн открывал дверцу, собираясь сесть в машину, его грубовато толкнул какой-то бирманец, который до того стоял с другим неподалеку. Билл весь напрягся, что бы дать отпор, но грубиян вежливо извинился, и они оба с собеседником скрылись в толпе.
Не придав значения этому инциденту, шотландец уселся поудобнее, захлопнул дверцу такси и машина покатила в сторону реки.
Как большинство городов Юго-Восточной Азии, а может быть, даже несколько меньше, чем другие, Рангун, этот портовый город с многотысячным населением, не слишком поддавался на уловки модернизма. Конечно, основные улицы столицы, решительно все носили британские названия, как например, Комиссионер-роуд и тому подобные. Все же остальные были чисто азиатские. На них царила грязь и беспорядок. Окраины вообще были завалены помоями и мусором, который быстро не могли сожрать даже бродячие собаки и крысы, несмотря на их многочисленность. Сточные канавы были без решеток. Их разобрали сразу же после ухода англичан и не положили обратно, как если бы новое правительство видело в этом признак независимости. Время от времени мятежники, полупатриоты, полупираты, которые контролируют подступы к столице, перекрывают питьевую воду, что вынуждает население пользоваться речной. Тогда, учитывая отсутствие средств для очистки и профилактики, вспыхивают холера, чума и оспа. Ситуацию усугубляют крысы, переносчики эпидемий, которых религия запрещает убивать и даже отлавливать живыми. Есть здесь и проказа, столь распространенная, что на пустырях постоянно строятся лепрозории, тянущиеся непрерывной линией вдоль дорог, железнодорожных путей и рек. И тем не менее, повсюду царит атмосфера праздника, ибо почти нигде не видно плохо одетых бирманцев или, более того, людей в лохмотьях, а лик нищеты прячется за чистыми, улыбающимися лицами. Может быть, здесь юля того и используют старые и изобретают новые способы увеселений, тысячи игр, тысячи праздников и тысячи развлечений.
