– А тебе?
– Ха-ха, оставаться одному – это самый разумный выход в этом безумном мире, не так ли? Ого, какой ты зажатый, думаю, тебе не помешал бы психотерапевт.
Ронин не понимал и половины его речи, медленными шагами он стал обходить этого типа.
– Как много слов, кажется, будто ты вообще не со мной разговариваешь. Рыжий демон явился ко мне посреди ночи из-ниоткуда и просит назвать моё желание. Это сон или я сошёл с ума?
Бледный человек широко улыбнулся от уха до уха и обнажил два ряда жёлтых, крошечных зубов. Улыбка получилась неприятной и до ужаса натужной, на неё просто-напросто было страшно смотреть. Всё потому что человек не смог бы настолько сильно улыбаться – это было бы чисто физически больно, но трикстер, судя по всему, получал удовольствие.
– Это только начало мой друг, всё основное безумие ждёт нас впереди. Вот здесь… – он приставил указательный палец к виску и по-детски скосил глаза. Трикстер внимательно рассмотрел лагерь ронина, затем он устремил свой взор на него и произнёс:
– Кем ты стал, – это прозвучало неоднозначно, толи как вопрос, толи как упрёк – ты живёшь здесь на отшибе всего мира, вдалеке от людей, которые тебя презирают. Тебя ненавидят самураи и те, кому они служат, также ты противен и обычным людям. Крестьяне и ремесленники всегда смотрят на тебя как на шакала, и относиться к тебе соответствующе. Да, для всех ты всего лишь грязный пёс и изгой – Ронин.
Сквозь полыхающие пламя трикстер смотрел на тёмного воина, тот его слушал, но при этом устремил свой взор куда-то в ночную даль, видно было, как печальные раздумья зарылись в его голову. Трикстер был удовлетворён полученным результатом и продолжил с тем же темпом.
– Но ведь так было не всегда. Да, когда-то у тебя было всё…
– Зачем? – Резко перебил ронин – зачем ты вскрываешь мои старые раны? Для чего это всё, чего ты пытаешься добиться этим?
– Когда-то у тебя был дом, – невозмутимо продолжал трикстер – была семья, деньги, слава и почёт. Ты был самураем! У тебя была жизнь достойного воина, о твоих подвигах и сражениях знал любой мальчишка. Мужчины уважали тебя за твоё бесстрашье и отчаянные битвы, а женщины восхищались тобой. Твоё имя гремело, словно боевой клич для союзников и внушало страх в сердца врагов!
– Хватит, – сдержанно произнёс ронин, его карие глаза налились кровью, голос был негромким, но жёстким и неприятным, руки непроизвольно сжались в кулаки. На мертвенно-бледном лице трикстера всё также была эта жуткая улыбка, казалось, у него свело мышцы, и он теперь навсегда обречён, так улыбаться.
