- Как, я же...
- Ну признайтесь: вы влюблены в нее?
- Послушайте, Дороти...
- Я не святоша, и если вам ее хочется, то я ничего не имею против. У вас, насколько мне известно, любовниц было предостаточно. Но, прошу вас, не забывайте о своем положении в обществе, о своем происхождении. Это ведь будет потрясающий скандал.
- Вы воображаете, что я собираюсь жениться на ней? - вскрикнул я.
- Кто знает? Я сама задаюсь этим вопросом.
- В жизни не слыхал подобной нелепицы. Жениться на лисице! Вам-то уж должно быть известно, что она пока не что иное, как лисица, и ничего больше.
- Вы сами сказали "пока". Но она изменится. Мой отец, конечно, прав: она изменится.
- Ну значит, у меня еще есть время подумать, не так ли? - ехидно спросил я, ибо Дороти здорово разозлила меня.
- А вот и нет: думать об этом вам придется сейчас.
Она произнесла эти слова настойчиво и встревоженно и, схватив меня за руки, сильно сжала их; взгляд ее выражал нежность и беспокойство.
- Вам грозит большая опасность, - сказала она. - Вспомните Пигмалиона.
- Какая же здесь связь? Сильва не мраморная статуя.
- Я говорю о пьесе Шоу. То, что вы собираетесь сделать, далеко превосходит замысел профессора Хиггинса. Он всего лишь превратил цветочницу в леди. Вы собираетесь превратить в женщину дикую лисицу. И вы полюбите ее. Да вы уже ее любите.
- Я?! Вы с ума сошли, Дороти! Если я и люблю кого-нибудь, то это...
- Молчите! - крикнула она.
Я терпеть не могу, когда мне затыкают рот. И однако мне нужно было бы порадоваться ее грубости: в том крайнем смятении чувств, нахлынувших на меня, я и в самом деле готов был на любое признание. Но это "молчите!" возымело обратное действие: вместо того чтобы предупредить мою неосторожность, оно меня совершенно вывело из себя.
- А с какой стати я должен молчать? Я и так уже молчу целых десять лет. Один раз я упустил вас, неужели же я и сейчас позволю вам ускользнуть?
Я увидел, как побледнела Дороти, как отчаянно машет она рукой, пытаясь остановить меня, как беззвучно вздрагивают ее губы, не в силах произнести ни слова: взволнованный и умиленный, я схватил ее за руку.
- Значит, мне грозит опасность? - воскликнул я. - Ну так вот, спасите меня! Если только вы меня любите, Дороти, - добавил я, прижав ее пальцы к губам.
Но она вырвала руку, встала с места и нервно заходила взад-вперед, сгибая и разгибая пальцы стиснутых рук.
- Это то, что я сама должна была прокричать вам десять лет назад, глухо сказала она и, тяжело вздохнув, прошептала: - А теперь я уже сломлена вконец. И никого спасти не смогу.
