– Мы жили с Ним три года, – наконец произнесла она. Я почувствовала себя обманутой и даже использованной. – А потом Он сбежал к другой, и Ему было без разницы, что Миша слишком маленький.
Тяжелый вздох измученного ударами судьбы человека раздался в просторной спальне. Она села. Гладкое плечо засеребрилось под взглядом уходящей луны. Коснувшись его, склонила голову набок, легкие волосы переметнулись в сторону. Её длинная шея снова обнажилась, взывая ко мне. Но я пересилила себя, чтобы ей было слегка говорить. В мою голову пришла одна простая мысль. С кем бы она ни спала, с кем бы ни пролетала её ночь, Ника никогда не открывает себя полностью. Так же она сидела перед Вовой, и его женственные руки касались гибкой спины, упругих бёдер. Так же она сидела перед вторым мужем, наверное, всего один раз, проявив слабину в данном давным-давно обещании не принадлежать никому, кроме Него. Вот она сидит передо мной, недавно ещё беззащитная и податливая. Ровная стена спины загораживает меня от неё, ни за что не подпустит близко, даже если я сильно этого захочу.
– Он ушел, а потом я встретила Василия, крупного банкира, который каким-то чудом влюбился в меня по уши, – продолжала она, замерев. – С Василием мы жили спокойно, по-доброму, почти десять лет вместе, может, даже больше. А потом он запил, начал истерить, закрылся совсем от меня, уехал лечиться и не вернулся. Довела я его, – она прижала пальцы к губам, задержала дыхание, пытаясь обмануть меня. Ей хотелось казаться сильной и стойкой после всего, что с ней произошло, но эмоции хлестали изнутри и ревели. – Потом и Машу довела: удавилась девчонка.
Слезы брызнули, словно из прорвавшейся плотины. Она зажала раскрытый в беззвучном крике рот, задыхаясь слезами. Растерявшись, я обняла её и погладила по голове. Истошный вопль скорби раздался у моей груди. Она схватила одеяло и поднесла его ко лицу, чтобы немного заглушить выплеск боли. Качая её словно маленькую, водила по волосам, спутанным, мокрым. Легкие её расширялись и тут же сужались, выдавливая из себя стон горечи. Я ничего не могла сделать, я была бессильна против её прошлого, против её выбора.
Горло надрывалось и выдавало обрывки криков. Может, голос и садился, но агония не проходила. Холодными руками она хватала меня за плечо, крепче прижимала, вцеплялась в запястья, давила ногтями на вены, ненарочно дергала за волосы. Она извивалась, как злая змея, капающая ядом. Едва я могла удержать её. Вскакивая, она вырывалась из моих объятий, отталкивала руки, протянутые, готовые успокоить, она комкала и бросала одеяло. Наконец она выбежала из спальни, и где-то за стеной полилась вода. Я поспешила за ней. Сидя в большой круглой ванне, она обнимала колени и рыдала. Сильная, громкая, сбивающая струя почти не заглушала её сплошных монотонных восклицаний, обвинений себя во всех грехах. На секунду обрадовавшись, я оглядела ванную комнату и ничего острого, что могло бы помочь ей кончить страдания сейчас, рядом не оказалось. Даже женская бритва, оснащенная всеми подушечками безопасности, лежала на тумбочке, в другом конце.
