Мы встретились с ней случайно. Как часто пишут в книгах или показывают в кино, мы столкнулись в метро огромного города. В час пик, когда множество человек стремится и выйти, и войти, когда у каждого есть свои неотложные дела, когда все прячут лицо за любыми стенами. Створки двери распахнулись перед моим носом, и я увидела светлые, но уже короткие волосы, прямой и немного усталый взгляд серых глаз и опущенные к низу уголки губ. Она растерянно хлопала глазами, когда пассажиры пытались протиснуться внутрь, наверное, вспоминая, кто я такая есть. Но я опустила взгляд, как делала это в школе, когда мы внезапно, по воле судьбы, сталкивались. Я поспешила уйти, отвернув голову в другую сторону. Мне не хотелось видеть в её взрослых глазах наше детство, мне не хотелось будоражить воспоминания обо всём, что случалось с нами, что происходило потом. Мне не хотелось, чтобы моё сердце снова и снова обливалось больной кровью, по кусочкам уничтожая меня. Чем быстрее отрезать воспаленный участок, тем выше вероятность сохранить оставшуюся часть здоровой.
– Маш? – окликнула она меня, когда двери захлопнулись.
Звонкость голоса, казалось, исчезла вовсе. В нем появилась толика хрипотцы и зверской усталости. Всеми частями себя, всей душой я не желала оборачиваться, не желала видеть её удивленных глаз, в которых потухло всё, что я раньше любила, чем восхищалась, что делало сильной и меня. Мне пришлось сделать титаническое усилие над собой.
– Привет, – выдавила я одно слово.
– Привет, Маша, – облегченно проговорила она, подходя. – Я так давно тебя не видела.
– Сколько лет, сколько зим? – неловко засмеялась я.
Мне было неудобно. Я чувствовала себя запертой в четырех стенах, белых, шершавых, сужающихся от каждого вздоха. Она ненадолго опустила глаза, ровно подведенные черным карандашом, и, убрав локон за ухо, сказала:
– Я так давно хотела связаться с тобой. Ты знаешь… – она помялась, закусывая губу. – Господи… Я столько лет готовила эту речь и даже была твердо была уверена, что сразу скажу тебе всё, что накопилось во мне.
Она стеснительно засмеялась, обнажив белые зубы.
– Не надо, Ник, ладно? Время было, и оно прошло.
Она глубоко задышала, услышав то, как я назвала её. Словно в старые добрые времена. Сжав губы, она вздохнула.
Мы давно перестали быть девчонками. С того момента прошло уже более двадцати лет, и это было странно, что Вероника до сих пор не выбросила из головы те детские забавы и обиды. Мне казалось, что она сразу кинется в мои объятия с радостными криками, поведет меня в ближайшую забегаловку и начнет, начнет рассказывать о своей жизни, о своих детях, о себе. Но передо мной стояла робкая, испуганная женщина, увидевшая судью своего прошлого. Я покачала головой.
