И вот сейчас совершенно неожиданно Агамурад указал ему на этот самый промежуточный этап: лучную охоту. Сережа помнил, что еще до того, как Агамурад сам увлекся лучной охотой, а затем, как это обычно водилось в поселке – заразил ею и всех поселковых пацанов – они уже умели мастерить луки. Срубали длинные толстые прутья вербы или, что еще лучше, тамариска. Острыми перочинными или тщательно наточенными взятыми без спросу дома кухонными ножами округляли прутья с обеих сторон. Делали аккуратную насечку для тетивы. А из самых толстых белых или черных ниток десятого номера вили тетиву таким же образом, как вили из ниток леску для удочек или переметов. На стрелы шли прямые высохшие стебли эриантуса. Легкая и ровная камышинка обрезалась под самую метелку. А с другой стороны – под первое коленце, где она была одеревеневшей, а потому твердой, что в ней с трудом пропиливалась ножом ровная узкая выемка для тетивы. Понятное дело, те луки и стрелы были только для ИГРЫ. Из такого лука и, главное, с такой стрелой убить было никого невозможно. Да и забавлялись они тогда такими луками исключительно из детского спортивного интереса. Соревновались, кто дальше выстрелит, или кто точнее попадет в круг, начерченный карандашом на газете, повещенной на ветке дерева или гребенчуковом кусте…
И вот сейчас Сереже открылось, что именно Агамурад сделал первый шаг от их детской ИГРЫ в направлении к взрослому ДЕЛУ. Потому как первым стал делать острые жестяные наконечники к тупым стрелам. Такой стрелой вполне можно было убить жаворонка, воробья и даже горлинку. Именно благодаря наконечникам детская забава с луком превратилась тогда у них из состязания в охоту. Именно с этих наконечников, которые все поселковые пацаны стали мастерить вслед за Агамурадом из жести разрезанных консервных банок – и началось у них отрочество. До наконечников у них было детство. После наконечников – отрочество. Благодаря именно наконечникам их детство и переросло плавно в отрочество, сохранив в себе все прекрасные качества детства. И хотя лучная охота оказалась чрезвычайно неудачной: попасть из лука легкой стрелой даже с двух метров в воробья, сидящего на ветке, или в надсадно воркующую горлицу – почти никогда не удавалось. Стрелы летели вкось и вкривь, но только не в охотничью цель. Тем не менее настоящий, можно даже сказать, матерый охотничий азарт захватил поголовно тогда всех поселковых мальчишек. И азарт этот был намного слаще и притягательнее всяких иных упоительных переживаний, которыми сопровождались их разнообразные детские забавы. Но самое главное, переживая охотничий азарт, они тогда впервые стали чувствовать себя взрослыми людьми. А сама взрослая жизнь стала казаться им намного богаче и насыщеннее детской жизни. И они, сами того не осознавая, поверили, что их ждет именно такая жизнь. Эта вера, в свою очередь, распахивала перед ними бесконечные жизненные перспективы и делала счастливыми только от одного этого …
