Когда ребята вернулись на свои места, посредине столовой они увидели походную кинопередвижку. На сцене белела большая простыня-экран, окна были занавешаны чёрными одеялами. Загудел движок. Сумерки помещения прорезали светлые лучи, и на экране обозначилось название фильма – «Чапаев».
– Ура-а-а! – дружно рванули ребячьи глотки. Такая уж это картина: хоть каждый день подряд смотри – не надоест! Высохли, испарились слёзы. Ещё немного повлажнеют глаза в конце фильма, когда раненый Василий Иванович поплывёт через реку, а беляки по нему из пулемёта… Но утонул ли Чапаев? Ведь как-то неярко, вскользь показывают. Не мог он утонуть! Всякий раз вновь просматривая ленту, ребята с надеждой ждали: выплывет на другой берег Василий Иванович, уйдёт от врага! Но он никак не появлялся. Может, ленту в самом конце оборвали? Но всё равно после этой картины хотелось оказаться в том времени – на гражданской войне, бить беляков. Кони! Сабли! Вот это да!
Гости кино не смотрели: уехали. А в комнатке медицинского пункта капала валерьянку в стакан с водой Фаина Иосифовна и выговаривала заведующему детским домом:
– Разве так можно? При детях. Как нашкодившую школьницу отчитывать! Если она жена первого секретаря обкома партии, то ей всё дозволено? Что она понимает в музыке, в искусстве? Бетховен для неё вражеский композитор! Надо же до такого додуматься! Он же не немцам принадлежит, а всему человечеству… У неё вообще никакого образования нет. Поза! Маска! Нельзя зажимать детские сердца: пусть из них боль выходит, пусть они от скверны житейской очищаются! А слёзы – это уж и не так плохо!
– Полноте, полноте, дорогая Фаиночка Иосифовна, – Чурилов пытался взять её за руку, но она отстранялась, – не расстраивайтесь же вы так, голубушка! Было и прошло. Концерт всё равно отличненький получился: вон сколько сюрпризов-талантов объявилось! В другой раз подготовимся, проверочку устроим. Пусть приезжают, загодя смотрят!
– Ну уж дудки! – Фаина Иосифовна залпом проглотила содержимое стакана. – Приглашайте профессионального художественного руководителя. С него и спрашивайте. Моё дело – медицина.
А брат и сестра в это время сидели в комнате мальчиков старшей группы на кровати Алеся и, обнявшись, беззвучно плакали.
Грандиозный музыкальный успех, выпавший на долю Алеся, сразу же сделал его, да и сестру тоже, заметными личностями детского дома. Мальчика стали привлекать в качестве аккомпаниатора физической зарядке, которую дети выполняли по утрам. Выходили ребята из здания и возвращались в него под марш, который Алеся научил играть ещё дядя Карел: это был марш немецких лётчиков, так, по крайней мере, считал, со слов дяди Карела, Алесь. Но, услышав об этом, Чурилов разгневался: с каких это пор прекрасный марш советских военно-воздушных сил стал называться немецким? Алесь объяснил. «Никаких отсебятин, – отрезал Чурилов. – Чтобы впредь о немчуре не заикался! Иначе…»
