Эти черти ворвались в дом и разбудив всех, кого только можно, предьявили ордер на арест меня и, как ни странно, Миланы. Оба по подозрению в шпионаже. Из уважения к старости и пяти стволам что на них уставились, эти недополицаи, вежливо сопроводили нас до машины, после чего отвезли в участок. Подвалы, как же много подвалов и петляние по ним с мешком на голове, да с закрученными за спиной руками. Играют в крутых КГБшников, не иначе.
Притащили в комнату, где был только стол, два стула и лампочка на потолке, висящая на проводе. Усадили на стул, лицом к стенке. Из конвоиров остался один только охранник, что удивительно, не обыскивали тщательно, разве что с пояса сняли нож. В трусы не полезли и то хорошо, нечего им знать, что я Наган припрятал, а что в паху топорщится, так это от возбуждения. Я, видите ли, очень люблю легкий БДСМ, особенно связывания, очень, блять, обожаю, прям до дрожи.
Отчего-то вспомнилась одна старая песня…
— Черные фары у соседних ворот. Лютики, наручники, порванный рот… — начал тихо напевать я.
— Прошу простить за задержку, — в комнату зашел невысокий и довольно тощий мужчина в деловом костюме.
Не оглядываясь, я дождался пока он сядет напротив меня. Странный тип. Вроде костюм-тройка серого цвета с белой рубашкой, такая же серая шляпа, словно мы в америке шестидесятых и передо мною сидит один из ганстеров. Того и гляди, достанет кольт из-под полы пиджака. На лице растянута защитная марлевая маска и видно лишь абсолютно хладнокровные и не выразительные глаза, посаженные столь глубоко, что кажется еще немного и они провалятся внутрь черепа окончательно, оставив пустые глазницы.
— Господи, ну что ж так жестко с нашим дорогим гостем? Эй, Шахматист, сними с Сергея Ефимовича наручники, все же уважаемый человек, — распорядился дознаватель. Сомнений в его профподготовке даже не возникало. Сейчас подмажется, вотрется в доверие и начнет колоть или вербовать, смотря что ему требуется или что необходимо его начальству.
Конвоир приблизился и меня почти мгновенно пробрало и бросило в жар. Такой жажды убийства я не чувствовал давно. Все мое нутро просто вопило, что этот каратель желает меня убить. Он нарочито медленно снимал наручники и не дав кровотоку восстановиться, выводил мои руки вперед, чтобы они были на виду. Болезненно, но терпимо. Нельзя сейчас показывать слабину. Я словно в клетке со львами и закосить под то, что я старый и больной, не прокатит. Сожрут к херам и дело с концом. Таким стервятникам только дай волю, они и полудохлого заклюют.
