— Пустите меня, — всхлипнула я, готовая разрыдаться.
— И не подумаю. Таких, как ты, давить надо ещё в младенчестве. Появляетесь здесь, кошмары сна Мироздания. И откуда только берётесь?
Мне казалось, что мы шли вечность. Потихоньку темноту стали распугивать неуверенные поначалу огоньки, которые, по мере того, как набирали силы, сияли всё ярче. В очередном коридоре мы увидели мужчину, бывшего судьёй во время боёв при поступлении. Он поинтересовался:
— Карел, что случилось?
— Забери от меня этого недоноска, и чтобы я его вблизи своей лаборатории не видел!
Я в очередной раз оказалась на полу, судорожно ощупывая вспухшее ухо.
— Это отродье джера умудрилось за пару десятков мигов обесточить всю Академию! И если Варан хотя бы заикнётся о необходимости детального обследования вашего звёздного ребёнка, то он знает, куда я его пошлю. В Центре Наблюдения, а то и в Центре Исследований ему самое место, а не в Академии, будь у него хоть прорва редчайших способностей.
Рыжий развернулся и ушёл, что-то бубня себе под нос и эмоционально размахивая руками. Я же наткнулась на задумчивый взгляд «судьи».
— Ну и что мне с тобой делать? — поинтересовался он.
— Накормить? — неуверенно, но тем не менее с надеждой глянула я на его массивную фигуру.
Я вяло ковыряла вилкой в вязкой смеси, горкой возвышающейся на тарелке. Кормили здесь отвратно: странными водянистыми хрустящими фруктами, внешне похожими на персики, но без косточек, а по ощущениям ближе к земной китайской груше, жидкой похлёбкой и слипшейся абсолютно безвкусной желтоватой массой, по недоразумению называемой кашей. Но всё-таки это лучше, чем то, что мне приходилось есть до сих пор, хотя и ни в какое сравнение не идёт с больничным и интернатским питанием, которое я в своё время терпеть не могла. Неудивительно, что после нескольких ложек этого месива, голод исчезал, и приходилось буквально заставлять себя доесть всё, что было наложено на тарелке.
По обширной столовой, в один из отдалённых углов которой я забилась, сновали туда-сюда многочисленные мальчишки, подростки и юноши. Они весело переругивались, смеялись и шутили, негромко разговаривали и азартно спорили. Всё это сливалось в своеобразный неповторимый гул, витавший в помещении. До меня то и дело долетали обрывки разговоров и слов, заставляющие чувствовать себя ещё более ненужной и чужой в этих стенах.
Прошло больше месяца с тех пор, как я оказалась принятой в Академию. Наставник Варен коротко ознакомил меня с порядками и устройством этого закрытого заведения, выдал новую одежду и постельное белье, показал, где брать еду, и начисто про меня забыл. Всё это время я была предоставлена сама себе: слонялась без дела по коридорам, сидела в библиотеке (той её небольшой части, что была открыта на время каникул) и совершенно никого не встречала. Казалось, я одна-единственная во всей этой громаде здания почти без окон и выхода (я его так и не нашла, как ни старалась), с многочисленными наглухо запертыми дверями.
