— Мне сказали, что у тебя галлюцинации были, провалы в памяти…
Сказали ей! Про врачебную тайну в 80-м не слышали?
— Ты что здесь делаешь?
— Встретить тебя пришла, — ответила она. — Что непонятного?
— Непонятно, Серафима, как ты узнала, что меня надо встречать?
— Ничего сложного, у маминой знакомой есть знакомый, который начмед в этой больнице. Он спросил у твоего лечащего врача, когда тебя будут выписывать. И вот я здесь, — она поставила ноги в третью позицию и слегка поклонилась. — Слушай, а ты точно всё забыл?
— Не, кое-что помню, — обломал я ее. А то сейчас окажется, что я на ней жениться пообещал и обрезание сделать. Для облегчения выезда и последующей ассимиляции на ее исторической родине. — Что мы с тобой расстались, так в память врезалось, что никак оттуда не уйдёт.
— Всё бы тебе хиханьки, Панов, — обиженно сказала Сима. — А я к тебе не просто так пришла. Я точно знаю, кто тебя отравил!
— Правда? — делано удивился я. — Наблюдала, как злодеи сыпали мне в бокал яд из кольца, как в старинных фильмах? Перехватила записку с планами отравителей?
Серафима видеть ничего не могла. Она умотала с гулянки минут за сорок до того как меня закружило. Это мне Давид сказал. Тут как в медицине — надо выбрать кого-нибудь одного и верить ему до конца. Лучше себе, но я как раз не вариант. Будет Ашхацава. К тому же, соседу по комнате от меня ничего, по большому счету, не надо. Так что любой рассказ девчонки — сплошные догадки и фантазии. А мне сначала самому бы определиться, кто Панова окружает.
— Шутки у тебя, Панов, глупые, — выпалила Сима. О, да тут слезы лить собираются! Не такой прием ожидала Голубева. Наверное, надеялась, что я сейчас брошусь ей на шею и всё вернется.
— А что ты за мной ходишь, Серафима? — спросил я вкрадчиво. — Я не москвич, не богач, и даже не еврей. И родственников в Америке нет. Твоя мама в курсе, что жилплощадь у меня в дальнем подподподмосковье, в Орловской области? Ей такой зять нужен? Поинтересуйся.
— Да как ты смеешь так говорить! — ну всё, потекли девичьи слезы с примесью советской туши, оставляя на щеках извилистую дорогу с черным бруствером. Она молниеносно достала из сумочки платочек и попыталась очистить лицо от такой добавки в макияж. Получалось плохо. — Да я тебе… ты же… — всхлипывая, забормотала Сима.
Что там она мне, выяснять не стал. Надо бить до конца, чтобы обиделась надолго, лучше навсегда. Не очень приятно, но что поделаешь. Такие хвосты необходимо рубить быстро. Это Давид — старый кореш, он любые странности стерпит и советом поможет. А такая вот Голубева начнет интересоваться, с чего это ее парень так сильно изменился. И к добру такие вопросы не приведут.
