Молитвы человеческие | страница 11



– А как же завтрак, Танюша? – спросила мать.

– Не надо, ничего не хочу. Прикажите послать за Мишелем.

– Да неудобно, вчера же был…

– Мне нужно видеть его. Прикажите, мама.

К приезду Мишеля она успокоилась, сменила платье, легонько припудрила лицо. «Всё хорошо, – говорила себе, – всё хорошо». И, услышав двуколку жениха, вышла навстречу.

– Татьяна Евгеньевна, вы меня звали…

– Да, звала. Идёмте.

И повела в сад, но не на то место, а просто прошла по дорожкам, увлекая его за собой. Убедившись, что рядом никого нет, резко развернулась.

– Вы помните, Мишель, – спросила напряжённо, – вам вчера мои духи понравились?

– Конечно, – ответил жених.

– Так вот, они мне не нравятся. Они отврати-тельны! Я даже думать о них не хочу!

Мишель отступил:

– Татьяна Ев… Таня! Что произошло? Вчера…

– То было вчера. А сейчас они мне совершенно не нравятся. Вы поняли, Миша? Не нравятся!

– Мне непонятно лишь, отчего перемена в вашем настроении?

– Я расскажу, но не сейчас.

Он с улыбкой глянул по сторонам:

– А я, признаться, хотел…

– Купить мне духи? – вдруг перебила она.

– Да, мечтал: найду такие же и удивлю.

Она улыбнулась, но тут же сурово сказала:

– Никаких духов не хочу, ни нынче, ни впредь. Вы запомните?

Мишель не ответил, но ласковым жестом взял её руку и поднёс к губам.

…Уже поздно вечером, совершенно успокоенная, она проводила Мишеля и ненадолго вышла в сад. В ладони сжимала флакончик. Найдя старый колодец, глубокий, заваленный мусором и ветвями, склонилась и бросила духи прямо в пахнущую плесенью воду. А затем с мирной душой отправилась спать.

Таня спала и не видела, как в ее комнате появился сгорбленный старичок, глянул на неё, на столик, где уже не было духов, и с отеческой нежностью покачал головой




Маленькая часовня на краю деревни


У самого обрыва реки, в стороне от других домов, невзрачная и неказистая, стояла часовня. Была она древняя и тихая, с разломанным крыльцом и тёмными, блестящими от прикосновений тысячи ладоней дверями. Сквозь слабые окошки струился свет. Внутри царил мир и покой, и чадящие свечи создавали атмосферу уюта и особой, одухотворённой красоты. Люди заходили сюда редко, а если заходили, то присаживались на узкие скамейки, и взгляды скользили по сумрачным стенам, где немногие лица святых смотрели на них глубокими всепрощающими глазами.

В воскресные дни часовня оживала. Сюда стекались прихожане из тех, кто не мог или не хотел идти в соседнюю деревню, в большую, построенную недавно просторную и красивую церковь. Приходили больше старушки в чёрных платках, пахнущие древностью, сгибающиеся под тяжестью собственных тел и прожитых нелёгких лет. Они целовали иконы, шептали что-то беззвучно, и их осенённые молитвою лица светились в темноте. Молодых почти не было: маленькая часовня с её скромной тишиной не притягивала их.