– Иван, – запоздало ответил на приветствие Клавдюшкин.
– Иван, значит. Ну что ж, хорошо, – амбал окинул два метра Клавдюшкина оценивающим взглядом и угнездился в том кресле, которое вчера занимала Ирка, – ну, рассказывай… Иван.
Всё это очень, очень странно, – решил Клавдюшкин и судорожно сглотнул – воздух, вдруг ставший плотным и тягучим, застрял где-то в трахее по пути к лёгким и напрочь отказывался двигаться дальше. Вся Клавдюшкинская безмятежная, стратегически правильная и тактически безрисковая жизнь, начиная со школы и заканчивая вечером вчерашнего безумного дня, внезапно оформилась в прозу и неостановимым потоком слов выплеснулась прямо на вежливо слушавшего амбала. Рассказывал экспрессивно, помогая себе жестами и мимикой. Вскакивал. Махал в воздухе руками. Падал на стул. Морщился. Вскакивал опять. Постепенно слова закончились. Всё энергичное действо уложилось минут в десять, из которых больше половины времени и эмоций заняло описание событий вчерашнего дня.
Амбал рассматривал Клавдюшкина, как скелет какого-то редкого, давно вымершего динозавра, – абсолютно бесстрастно. Только его левая бровь, влезшая на лоб чуть выше правой, выдавала способность испытывать эмоции.
Клавдюшкин, не желая умирать раньше смерти, собрался с духом и поинтересовался:
– Григорий… Ээээ…
– Петрович, – подсказал амбал.
– Григорий Петрович, а скажите, пожалуйста, вы, собственно, кто?
– Я – отец, – сказал немногословный Иркин папа, серьёзный учёный, немножко военный (потому что военные бывшими не бывают) и очень добрый в душе человек, и протянул Клавдюшкину руку, которую тот машинально пожал.
Григорий Петрович, как настоящий отец девочки, не знал, чего он боится больше, что его дочь не встретит своё счастье, или что встретит. Даже анаконда в качестве домашнего питомца пугала Григория меньше, чем потенциальный жених.
Ирка давно выросла, периодически в её жизни появлялись молодые люди. Но Григорию всё равно иногда снилось, как он вырывает свою крошечку из хищных мохнатых лап очередного воздыхателя. А потом вырывает сами лапы. Иногда во сне присутствовало ружьё. Иногда Григорий боролся со злом голыми руками. Иногда в сон вторгалась Ирка, и тогда у них случалась дуэль на ружьях, с целью выяснить, на чьей стороне правда. Из ружей никто не стрелял, бились так. Как на палках. Правда всегда оказывалась на стороне юркой Ирки. Ну, и папа поддавался, конечно.
Григорий Петрович был в командировке. Вернулся утром. Получил сразу ворох сообщений о пропущенных звонках, а среди них – смску с неизвестным адресом, и припиской «на всякий пожарный». Перезвонив и услышав ненавистное «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», Григорий пошёл в гости. Сначала к Ирке, а потом, не найдя её дома, – к неизвестному адресу.
