– Que sopresa! Fabulosо! (замечательно! фантастика!) – кричит Хулио на испанском. Покрепче зажав ручку спиннинга под мышкой, крутит катушку. Леска натянута и ходит над водой кругами, будоражит воображение.
В темно-зеленой волнующейся бездне блестят серебристые зеркала – рыбы, изо всех сил стремящиеся уйти назад, в глубину, где мрак, холод, камни, крабы. Но какая-то сила, вцепившись в верхнюю губу, тянет их наверх, на режущий свет. Повсюду слышатся возгласы, ругань, чье-то пение, кто-то зовет моряка на помощь – у него затянуло леску под днище корабля.
– Сорвалась. F-fuck!.. – Хулио поправляет соломенную шляпу и мрачно смотрит туда, где миг назад из воды вылетела большая белая рыба с острым, как пика, носом. Резанув зубами ненавистную леску, плюхнулась обратно в волны.
Все резче кричат чайки. За корму полетели первые порции их трапезы – рыбьи кишки и отрезанные головы.
– Какая женщина может доставить мужчине столько кайфа, а? – Хулио вынимает крючок изо рта крупного окуня.
Холодные соленые брызги летят в лицо. Руки и одежда рыбаков – в слизи устриц, в рыбьей крови и чешуе.
К обеду клев идёт на убыль.
– Вынимай снасти! – командует толстолицый капитан, сидящий наверху в кабине.
И корабль идет обратно, к берегу. Трюм снова полон. Китайцы, насытившись сырой рыбой в маринаде и захмелев от рисовой водки, французы – от вина и песен, негры от пива и качки, – все они спят.
Корабль швыряет в гигантских волнах, что спичечный коробок.
………………………………………………………………………………….
Машина возвращается в Нью-Йорк. Глен за рулем. Хулио, разомлев, полулежит на сиденье:
– Может, мне не нужно было продавать свою яхту? Но эти дорогущие страховки, техинспекции, ремонты, поиск дока на зиму. Нет, слишком много проблем, – размышляет он вслух. Позевывает, бросает взгляд на Глена: – Ну, старик, расскажи, наконец, про свою новую герлфренд.
Глен – в черных спортивных штанах и футболке, испачканной красками, стоит у холста, натянутого на станок. На холсте едва видны контуры женской фигуры. Глен вертит в пальцах карандаш. Прищурившись, поднимает руку, чтобы убедиться в точности измерения: лицо сидящей на стуле напротив него Нели возникает слева от карандаша, к которому прижат большой палец художника.
Так проходит несколько томительных (для Нели) минут. Глен почти не двигается, а Неля боится даже шелохнуться – запрещено!
Вот он подходит к ней, кладет руку на ее голое плечо. Словно прислушивается к чему-то. Затем начинает сжимать ее плечо своими крепкими пальцами так, что Неля вот-вот закричит от боли. И в тот момент, когда она готова закричать, его пальцы разжимаются.
