На въезде в город памятный знак «Припять.1970» был безупречно белоснежен. Куст сирени по соседству с ним выглядел как-то квёло, как-то не по настоящему, словно природа пожалела ядерной весной красок для обречённой на гибель зелени. Да и сама зелень была совсем не зелёной. Вот совсем-совсем. Почти черные листья тополей скрутились и застыли в неподвижном воздухе. А еще он был беззвучным. Глухим. Молчали птицы. Собственно их не было вовсе. Какая-то звенящая тишина и что-то еще, совсем незнакомое, пугающее в ней. Я уже знал, что именно. От этого незнакомца саднило и першило горло, наливалась свинцом голова, возбужденно дрожали нервы и металл кислил на языке, как батарейка Гальвани.
– Она мёртвая, Жека, – негромко сказал мне кто-то в левое ухо. Я подпрыгнул и на мгновение прервал процесс опорожнения организма от избытка воды. Оглянулся через плечо.
За спиной стоял Володя Климчук и медленно водил датчиком по пыльному грунту.
– Кто? – так же тихо и невнятно спросил я через респиратор.
– Как кто? Сирень мёртвая. Земля мёртвая. Припять мёртвая.
– Климчук с каким-то насморочным всхлипом втянул воздух. Свой лепесток он снял.
– Делай свое дело. Стесняться тут некого. И быстро в «РАФ»!
Я вдруг понял, что стесняться и впрямь было некого. Из-за дорожного знака на меня смотрел красивый город с белоснежными домами, лесами антенн на крышах, широким мостом, который вроде бы приветливо светился белым пламенем на солнце. Словно бы мёртвый город приглашал – «Приходи! Погуляй по моим скверам, пока они не стали рыжими, поднимись ввысь на колесе обозрения! Искупайся в пруду-охладителе! И я убью тебя, мальчик! Я убью тебя за то, что твои глупые взрослые соплеменники убили меня. И реку! И рыбу! И птицу! Заходи, не бойся!»
Странная дрожь пробежала по телу. Я оглянулся на Климчука:
– Сколько светит?
– Почти пятьдесят рад почва, – равнодушно сказал он. – На мосту будет много больше – там прошло облако взрыва. В городе много меньше. Там безопасней. Бегом к машине, шпингалет!
Мужики тоже закончили свои дела и уже рассаживались в «РАФе». Вдруг что-то зашуршало за спиной. Громко, сухо и противно. Словно стая гадюк в траве. Я оглянулся. С кустов медленно, одновременно, словно по команде, падали цветки и листья мертвой сирени.
Мы с Володей переглянулись и бросились к машине…
Глава вторая
– Чего она сыпется-то? – на бегу спросил я.
– Шума от тебя много, коленки дрожат, вот и сыпется! – с иронией ответил Климчук.
