– Как?!
Не помню, кто издал этот возглас. Но блондинка очень обрадовалась и с мрачным удовольствием стала рассказывать:
– Я была тогда горничной у жены майора, миссис Вивьен. Она родила ребёнка, мальчика. Ночью мадам заснула, я сидела рядом с ней, как сиделка, и тоже задремала. Вошёл майор, мрачный, как туча, велел мне идти спать. Я удивилась: как раз перед тем врач велел не оставлять мадам одну. Утром вхожу. Мадам спит, ребёнок спит. Я подошла, а он не дышит и мордочка синяя. Вызвали врача. Врач посмотрел, побледнел, а потом как закричит: «кто подходил к младенцу?!» Страшно мне было, но я сказала. Врач заперся с хозяином, они поговорили, а потом объявили: младенец, мол, во сне задохнулся. Задохнуться-то он, может и задохнулся, да только не сам по себе.
Женщина передохнула и добавила:
– Мадам потом повесилась от горя, а меня уволили.
Некоторое время стояла тишина. Потом посыпались вопросы и мнения.
Мне эта история показалась неправдоподобной, но из-за головной боли я не сразу поняла, почему.
Однако гадости в адрес синьоры Терезы меня задели. Она друг моей матери и мой друг, и я пошла к ней и рассказала всё, что слышала от Паркса.
Синьора Тереза не удивилась.
– Ты знаешь, что такое шантаж?
– Да.
– Когда мы были на гастролях в моём родном городе – Лукке, Паркс узнал кое-какие сплетни, добавил к ним собственные выдумки и стал вымогать у меня деньги. Я отказалась. Вот теперь он воплощает в жизнь страшную месть: рассказывает про меня новости собственного сочинения.
Глава 2.
Рассказывает Тереза Ангиссола.
Царь Соломон носил перстень с надписью «всё проходит». Если бы ко мне каким-то образом попал этот перстень, я бы сделала дополнение: «всё проходит, но оставляет след».
Как-то получилось так, что бОльшая часть тех бед, горестей и унижений, которые выпали на мою долю, пришлись на то время, которое принято считать самым счастливым – на отрочество и юность. Когда мне было двадцать два года, я резко изменила свою жизнь, и началась удивительно счастливая полоса. Наверное, это хорошо: лучше сначала плакать, а потом радоваться, а не наоборот. Все плохое, грязное из моей души словно ушло… Но не ушло. Осело на дно души, словно муть на дно стакана. Вода кажется чистой, но если её встряхнуть – может замутиться снова.
Писатели и художники любят изображать войну, страданья, грандиозные горести – но никто и никогда не изображал, да, наверное, и не может изобразить все мелочные, тягостные и каждодневные страдания, которые выпадают на жизнь обыкновенных людей, в особенности женщин, в кругу их семей. Попрёки, ругань, мелкие тычки, мелкие унижения не убивают разом, но терзают ежедневно и непрерывно.
