Юра сказал, что подпевать-то подпевает, но любит больше рок и бардовские песни. Что в них «есть смысл, а не бит, который качает». Но я вот люблю всякую музыку. Не всегда же она должна заставлять нас о чем-то думать, порой хочется просто попой потрясти…Пока мы сидели, я достала из сумки блокнотик и решила набросать лицо Юры. Он увидел и улыбнулся: «Это я?».
«Узнал? Значит, получилось!»
«Значит, что – Аленушка, давай-ка ты поступай на худфак вопреки всему! Если твой папа все может, он ведь и с картинами продвинет? Будешь ездить на международные выставки, откроешь свою галерею!»
Его слова меня воодушевили. Мне действительно было важно и нужно услышать нечто подобное. Но пока я бы не решилась сказать о своем решении папе. Наверно, ему было мало только моего таланта. Ведь в мире взрослых, повторюсь, нужны результаты. Нужны призовые места, награды, рекомендации, оценки учителей. Нужны доказательства.
Я понимала, что возможно сегодня я стану такой же взрослой. Произойдет то, чего я так ждала. Юра взял меня под руку и предложил пойти прогуляться.
«Там же холодно – куда мы пойдем?»
«Тебе так со мной холодно? Я просто сегодня на тренировке очень устал и если посижу еще немного здесь, в тепле, то просто вырублюсь. А так я тебя еще не раз поцелую!»
Уснуть от тепла? Ему что, 45? Как-то это странно звучало, совсем тоскливо, что я решила, что мне не хочется смотреть на него спящего, когда тусовка в самом разгаре. Я резко встала и положила руку на плечо Юры. Оно было шерстяное и горячее.
«Давай уже вали, паскуда!» – кричал кто-то из ребят.
«Ушныривай в свой канализационный люк!», – отзывался уже другой голос.
На кухне началась кульминация вечера, как и ожидалось. Володю стали снова унижать. Его голоса не было слышно совсем. Обычно он непременно огрызался в ответ, делал это настойчиво и громко, а сейчас только тишина парировала ребятам. Я предложила Юре заглянуть на кухню. Он сказал, что не хочет во все это лезть и это не помешает его планам выйти на романтическую прогулку. Я просунула голову в проем и увидела следующую картину – близнецы держали Володю за руки и прижимали телами к кухонному гарнитуру, а Макс наотмашь бил его кулаком в лицо. Щеки Вовы были уже алыми, из носа сочилась кровь, руки и ноги подергивались. Он поджимал их под себя, словно сейчас описается. Заметно было, что он изрядно пьян и не может нормально сопротивляться, да еще и троим одновременно. Мы встретились с ним глазами. Он смотрел с вызовом. Я отвела взгляд. Мне не было его жалко. Может потому, что я понимала, что логично не приходить туда, где тебя постоянно обижают. И такой исход событий был вполне закономерен, и он сам виноват, он сам во всем виноват. Я уже в ту минуту за час до произошедшего пыталась себя убедить, что мое бездействие оправдано. А ведь мне надо было все это остановить. Еще тогда. Но я струсила пойти против всех. Я ведь сама не была крутой – за мной не шли, я не лидировала. Я просто была в команде на скамейке запасных. Юра продолжал гладить меня по спине, его нежные подушечки пальцев едва касались моей кожи. И мне уже становилось все равно, пусть хоть весь мир разверзнется и уйдет из-под моих ног. Ничего не страшно и нигде не больно, пока пальцы этого парня ласково щекочут мой позвоночник. Этот вечер ничего не могло испортить, даже этот несправедливый мордобой. Мы вновь встретились встретились глазами с Вовой. И я сказала:
