«Это все твои уловки. Я верю в святого отца, сына и духа. Они меня защитят. Боже, прости меня грешного, избавь от соблазнов лукавого. Я – грешник и каюсь во своих грехах. Верю, что искупление приходит через раскаяние. Отче, наш, помоги мне в эти трудные минуты», – ответил я ему.
«Ты не такой глупый. Подумай. Включи логику, поразмысли над моими словами».
«Я знаю, что мы с тобой ещё встретимся. Тогда и поговорим».
Он со злобным оскалом, который побуждал всех мурашек на моем теле и вгонял меня в дрожь, ушёл из квартиры. Стоило отметить, что в тот раз он пришёл один. Обои почернели, но, во всяком случае, его прислужников не было. С уходом Чёрного Ангела стены приняли обычный окрас. А я закончил картину. В этот раз на ней был молодой парень в инвалидном кресле, одет в грязную тельняшку, военные штаны цвета хаки и берцы. Его глаза передавали невыносимую боль, которую он нёс при жизни. А лицо убитое алкогольной зависимостью. Сухость тела подтверждала, что спиртным он злоупотреблял.
Глава 17
Белый Ангел все также лежал в бессознательном состоянии на диване. Пролистнув книжку до конца, я обнаружил, что следующая записка станет последней. Она была довольно большой. Финальный аккорд обещал быть самым сложным и ужасным. Души не покидали картин, но впервые с них начали говорить со мной. Предупреждали о надвигаемой опасности и поддерживали. Но медлить не стоило, поэтому я принялся читать последнюю записку:
«Мы не знали родительской любви с рождения. Не чувствовали семейного тепла по праздникам. Игрушек не дарил никто и поблагодарить некого было. Соответственно, если ты не получаешь любовь, то и отдавать не сможешь. Хотя у нас были исключения. Я так точно. В своей жизни любил раз. Жизнь отдал за неё. Мы познакомились в довольно смешной манере. Дрались за мягкую игрушку. Насколько помню это был мишка. Нам тогда мало их привезли, каждый был прицелом для завладения сразу у нескольких людей. Поэтому мы и дрались за них, как собаки. Нас можно понять. Были животными, в такие рамки загнали. Никто нас не учил правильному поведению в обществе. По их мнению, этого делать и не надо было. Нам не судилось туда попасть. Так как была уготовлена другая роль в этом проклятом жестоком, как джунгли, животном мире. Но я не захотел жить так, как меня заставляли. И других, кто со мной был, убеждал, что это не наши роли. Кто-то согласился, другие нет. Выбор для каждого свой. Я считаю, даже потеряв жизнь, правильно поступил тогда. А тем гадам, которые думают, что могут играться с живыми людьми, как с куклами, придёт расплата. И от неё им будет больно.
