– Слушай, посмотри-ка на меня и подумай – кому такая нужна?
– С такими фингалами, думаю, никому.
Она снова вздрогнула, подняла руки и коснулась синяков белеющими в темноте пальцами.
– Да и вообще никому не нужны чужие проблемы.
Лотта опустила руки, посмотрела на свои короткие, но тонкие пальцы.
– Однажды хозяйка кафе, где я работала, – не поднимая головы, внезапно продолжила она, – увидела у меня ссадину и долго прессовала мне мозг. Убеждала, что на Азиза надо заявить, что от него нужно отделаться. Она заняла мне денег, и я не пошла домой – я пошла в кино, куда давно не ходила, а на ночь вписалась в хостел.
Лотта вскинула голову и повернула к Джерри бледное в свете луны лицо с темными провалами под глазами:
– И знаешь – ночью мне стало страшно! Я лежала, смотрела на тени на потолке и думала: а что дальше? Понимаешь, я ничего не придумала! Не знала, куда идти. И еще я не знала – кто теперь войдет в мою жизнь? Я чувствовала, что это обязательно будет какой-нибудь подонок, ещё хуже Азиза. А еще я поняла, что совершенно не выношу одиночества. Я еле-еле дождалась утра и пошла домой, хотя было страшно от одной мысли о том, что он со мной за это сделает! Потому что с Азизом, в его доме, у меня было хоть какое-то, хоть плохое, но будущее…
– Вот оно, – Джерри обвел рукой темный парк.
Она говорила, а в его горле разбухал комок тошноты. Ему сейчас физически противно было слушать Лотту, видеть, как шевелятся её пухлые губы, подтверждая происхождение повисающих в воздухе слов. Терпение, это все чертово терпение… ненавистное качество, испоганившее жизнь этой глупой тетехи.
И его собственную жизнь.
– Я тогда была в белой рубашке… в которой работала в кафе… У меня носом кровь пошла, и я зажала нос рубашкой… На ней остались большие пятна. Он у меня её отобрал, не дал постирать. И теперь, если мы ссоримся, он её вешает на плечиках в комнате на видное место…
– Что же не выкинешь её или не постираешь?
– Нельзя. Лучше не обращать внимания.
– Бедная ты.
Она кивнула.
– А из того кафе я уволилась. Еле упросила хозяйку не обращаться в полицию! И больше мне никто никогда не пытался помочь.
– М-да, теперь я понял, почему ты надо мной не смеялась… А где ты живешь?
– Да вот здесь, – мотнула головой в сторону Лотта, – двенадцатиэтажки за автосалоном знаешь?
– Знаю, депрессивный такой квартал.
– Босиком не очень-то разбегаешься. А ты откуда?
Джерри назвал улицу.
– Это же центр! Сейчас скажу – отсюда туда 24-й автобус идет.
