V
В Минском котле оказалась сборная солянка из Вермахта, Ваффен-СС и легионов европейских народов, концентрировавшихся для удара в сторону Смоленска. И если немцы, австрийцы и скандинавы бились до последнего, (ещё был силён воинский дух), то французы и западнославянские шавки наперегонки побежали сдаваться. Из ста тысяч пленных, германцев и скандинавов было всего тридцать тысяч. Каждый шестой от изначального количества. Зато итальянцы выжили почти все: четверо из пяти не захотели умереть за Европу и предпочли позор плена. А ещё родоначальники фашизма и европейской цивилизации…
В понедельник приехал Александр Сергеевич, вручил Магде под роспись несколько бумаг и новенький паспорт. Германская Демократическая Республика была надпись на обложке. Внутри – её фото, сделанное перед отправкой в Россию, причём цветное. В бумагах было уведомление о завершении контрактных обязательств, почтовый номер Фрица, адреса нахождения его лагеря на ближайшие 8,5 лет и памятка с условиями посещения и переписки. От себя лично бывший начальник принёс несколько конвертов и пару самопишущих шариковых ручек, которые не нужно было заправлять чернилами. Они только входили в обиход в СССР. В «Вестарбайтере» писали, что после насыщения внутреннего рынка эти вещицы пойдут на экспорт. В том числе в страны проигравшей Европы. Так же как калькуляторы, микроэлектронные проигрыватели и чёрно-белые телеприёмники. А вот портативные электронно-вычислительные машины, станки с ЧПУ и беспилотные трактора европейцам ещё долго не светят.
В конце сотрудник УВ передал приветы от подруг, пожелал удачи и покинул отделение. Радостная Магда вернулась в палату, вырвала из тетради чистый листок и уселась за тумбочку, писать письмо.
Кусая нервно ручку, она задумалась: а что написать-то? Как ни крути, хорошего сказать нечего. Мы с тобой живы, и слава богу – это единственное хорошее, что смогла выдавить она. Скоро увидимся. Женщина снова стала грызть упругий пластик колпачка. Придётся писать плохое. И тут на бумагу полился поток. Про похоронку на Эрвина, про гибель Юргена в порту от реактивных снарядов, про холод и голод последних месяцев войны, про тяжесть работы на заводе. Всё то, что она не могла написать сыну тогда, на фронт. Потом – про вестарбайтеров. Про ужасы, достигшие высшего предела, про две сморщенные в мумии в пепле пожарища белорусской деревни. И про врача-еврея, искренне заботящегося о немке. Потом пошли вопросы: как ты? Как попал в плен? Не был ли ранен? Чем конкретно занимается ваш лагерь и ты в нём? Не грусти и помни, что квартира в старом доме всё ещё ждёт тебя: наш квартал не пострадал при штурме.
