– Лена, присядь на травку, – Марфа,окунула в воду постилку и бросив на доску стала бить по ней с размаху пральником. Эхо летело через речку, через даргинский луг.
– Нет, мама, я буду расстилать белье на траве, – Елена забрала у Марфы отжатую постилку и расстелила ее на теплой траве с цветущим клевером.
– Жарко, быстро все высохнет. Вот и все мы с тобой управились, —Марфа приобняла невестку, а Елена вдруг заплакала: острая боль внизу живота пронзила и испугала. Марфа кликнула пастуха:
– Беги на конюшню, беги, пусть Василий медичку везет, Елена рожает.
Елена не кричала, лицо от боли покраснело, акушерка говорила и говорила, но это было где-то далеко, просто голос. Казалось боль невыносимая бесконечна.
– Мальчик, – но сил не было, и Елена ещё не понимала, что ее страдания позади.
Елена проснулась, ее разбудил плач ребенка.
– Лена, сынок есть хочет, пробуй кормить, – Марфа говорила тихо и ласково, он прижимала к груди малыша. Марфа его уже скупала и спеленала.
– Как назовем? Василием?
– Михаилом, – ответила Елена. Марфа промолчала, но поняла: у Арины младший сын Михаил, ему ещё один год.
– Вот и хорошо, пусть будет Миша, – перечить Елене она не могла. Марфа вышла в сени, отец с сыном курили:
– Михаил,– сообщила она им.
– Вот и хорошо, вот и ладно, пусть Михаил.
– Вот и хорошо, пусть будет Миша,– перечить Елене она не могла.
С рассветом Василий младший запряг Ласточку, Василий старший отвязал от двери пуньки старую овчарку Руту, она поспешила в свою будку. Василий накинул цепь на скобу. Марфа пододвинула миску с похлебкой. Рута взглянула на хозяйку и потянулась к миске. Она хлебала громко не отрываясь.
– Сторож проголодался,– засмеялся младший Василий.
– Ладно, берись,– кивнул старший на флягу.
Мужчины погрузили фляги, Марфа положила на подводу мешок с «причендалами» – нарукавники, фартуки, весы гиревые, банки. Ласточка сразу пошла рысью, до карачевского базара километров семь, а для Ласточки это прогулка.
На базаре уже возле их прилавка ждали местные купчихи, они их постоянные покупатели. С шутками – прибаутками торговля шла быстро. Купчихи в шелковых платьях, в шляпках, яркая помада, в туфельках на каблучках, жеманно складывали ручки в кружевных перчатках, брали серебряную ложечку с медом, пробовали, причмокивали и кивали кудрявыми головками, улыбаясь продавцам. Банку с медом подхватывали их спутники, они отходили, продолжая утренний променад вдоль торговых рядов, оставляя шлейф аромата духов и пудры.
