– Не надо, – грустно улыбнулась она, – Я уже заканчиваю.
Мои руки опустились, и я уткнулся взглядом в небольшой шрам в уголке её глаза. Она только взяла мою руку и сжала её так крепко, как только могла.
– Когда всё закончится, у тебя хоть что-то от меня останется, – тихо проговорила она, – Я поэтому это делаю. Чтобы ты помнил, что ты не плохой.
– Я знаю, Лен, – ответил я и, сжав её руку в ответ, сел на пол рядом с ней и положил голову ей на колени, – Просто не хочу.
– Я тоже, – ответила она, и по её лицу прошла судорога.
Я сел в кресло напротив, и, не говоря больше ни слова, она растворилась в написании портрета. Я старался не смотреть на уверенные движения её руки, выхватывая вместо этого каждое выражение глаз, её прикушенную в усердии губу, мелкие разрывы на надутых в раздумье щеках. Сам того не заметив, я задремал.
Меня разбудил её радостный голос – она закончила портрет. Я попросил прощения и, объяснив, что не могу его сейчас видеть, тихо зарыдал, пытаясь не смотреть на подвешенную на люстре петлю.
– Я не хочу умирать, когда тебя не будет рядом, – со слезами на воспалённых глазах сказала она, несколько раз окликнув меня и заставив посмотреть на неё, – Пожалуйста.
Я рьяно закивал и, попросив ещё немного времени, обхватил свою голову и плакал. Наконец, когда в голове повис сдавливающий душу белый шум, я поднялся на ноги и медленно подошёл к ней. Она тяжело дышала, испуганно бросая взгляд на петлю. Я наклонился к ней и поцеловал в последний раз, стараясь как можно сильнее отсрочить неминуемое.
– Спасибо, – прорыдала она и обхватила меня за шею. Ничего не ответив, я поднял Елену на руки, в очередной раз удивившись её болезненной лёгкости, из последних сил пытаясь думать о чём-то другом.
– Я не хочу тебя отпускать, – прорыдал я через пару минут, уткнувшись в её живот. Несмотря на своё неудобное положение и медленно отмирающие мышцы, она нежно погладила меня по голове, перебрала мои волосы своими тонкими пальцами.
– Разлука неизбежна. В наших силах только решить, как именно и когда она произойдёт, – с трудом проговорила она, заставив меня перестать рыдать, затихнув вместо этого в оцепенении.
– Я тебя очень сильно люблю, – наконец пробормотал я почти про себя и ослабил хватку.
Через некоторое время она захрипела и всю её выгнули судороги, но я только сжимал умирающее тело и слушал, как отчаянно бьётся в её груди обречённое сердце. Минуты растянулись в невыносимую вечность, и я, удавив внутри себя крик, ждал, когда всё закончится.
