– Только завяжу обоим руки.
– Вы… психи… долбаные… – выдавил Олег.
– Не мы бьём по морде за то, что наших выдуманных персонажей насилуют во сне, – парировал Валентин.
– Чего-чего?
– Не сейчас, Дементий. Серёжа, ты меня слышишь? – вновь склонился к рассказчику оккультист. – По лицу вижу, что слышишь. Я доктор и осматривал Олю после её… ухода. Почему твои дурацкие фантазии за столом столь точно воспроизводят то, что я наблюдал собственными глазами?
– Ну кто так допросы проводит, профессор…
– Закончил с узлами, Дементий? Иди уже.
Серёжа вынырнул из глубин своих голубых глаз и оскалился на Валентина окровавленными зубами.
– Не хочешь говорить? – не особо удивился тот. – Или боишься своего цыганского дружка?
– Ты жаплатишь жа то, што касался её, – проговорил рассказчик, пуская тягучую багровую слюну себе на подбородок. – Она моя навеки! Он здесь… – прошептал вдруг Серёжа другим голосом. – Не-ет… Сегодня он – она. Сейчас ты попляшешь, докторишка…
Фонарь за спиной моргнул, вынудив Валентина нервно обернуться. Никого. Лишь громкое пыхтение Серёжи, который наблюдал за ним в щёлочки распухших век и, кажется, совсем не веселился. Резкий, продирающий холод щёлкнул оккультиста меж лопаток так, что он, ахнув, упал коленями на щебёнку. Едва Валентин поднялся, как мощный удар под чашечку подкосил его обратно.
– Игрушшшка… – щекотнуло ухо сначала звуком, а затем влажным холодным языком. Удар в эту сторону рассёк пустой воздух.
Что-то неладное творилось со зрением – свет словно разредило, песоча сетчатку мелкими игольчатыми тенями.
– Дементий! – сам подивился Валентин беспомощности в своём голосе.
– Здесссь только мы…
Когти пронзили спину в сантиметре от позвоночника, леденисто провернувшись внутри. Валентин выскользнул из них вперёд и упал на Серёжу, который сразу вцепился зубами ему в кадык. Этого доктор вырубил кулаком в висок.
Оккультист перевёл темнеющий взгляд на Олега, но узрел не мужика, связанного, на земле, а сгусток жуткой мерзости, что склонился над ним, издавая нечленораздельное шипение. Руки, дрожа, нащупали саквояж, сгребли побольше ягод; Валентин в неловком прыжке бухнулся на спину твари и запихнул в её раззявленную пасть целую пригоршню.
Тварь отшвырнула его как пушинку. Развернулась. Исторгла на землю спресованный в кашу боярышник. Лапа о пяти сияющих когтях целила в горло. Неизбежное оттянуло три выстрела, один из которых прочавкал в воздетом запястье. Взвыв от негодования, нежели боли, тварь устремилась прочь, к обидчику.
