Резкий запах ударил в голову. Сквозь дебри забытия сознание возвращается ко мне, освещая ярким светом все вокруг.
– Леша! Леша! Она в сознании, – куда-то в сторону сказало это знакомое лицо.
Вокруг витали невидимые голоса:
«Смерть – это часть естественного процесса»
«Лазарь, иди вон!»
«Нам стоит порвать»
– Ей нужно прийти в себя. Возможно, перенервничала, – говорило все то же лицо.
За ней стоял Шестнадцать тон. Его рога задевали потолок. Он был как всегда неотразим.
– Шестнадцать тон… – пробормотала я.
– Что?
– Почему они меня не любят… Шес… Шестнадцать тон?
– Они не знают, каково это. Зато ты знаешь.
– Разве ты любишь меня?
– Разумеется, люблю. Мне нужно идти.
Сознание снова покинуло меня.
***
Через несколько дней отец скончался. Болезнь полностью завладела его больным бренным телом. Ему поставили пневмонию. Возможно, это была та самая новая болезнь из Китая. Но официально она зафиксирована только в Чите.
Его уход не стал для меня серьезной утратой. Скорее, это выбило из колеи ежедневного погружения в глубины своей души. Более того, я стала чаще видеть Шестнадцать тон. Это всегда только радовало. Мы вместе – вот что важно. Мы – одно неразрывное целое. Без него пропадет смысл моего существования, а без меня не станет его.
Похороны прошли тихо. Пришли немногочисленные соседи да парочка его собутыльников. Шестнадцать тон всегда стоял позади этого скромного сборища. Снег ложился на его рога, плечи и выступающий череп. Он будто подмигивал мне каждый раз, когда я оборачивалась на него. А я лучезарно улыбалась ему.
Соседи косо смотрели и перешептывались «бедняга», «что стало с девочкой…», «жалко-то как», «кто о матери теперь позаботится». Ну и что с того?
Мать без конца кашляла. На лице выступала мука всех прожитых лет. Мне стало жаль ее. Жаль, что она не нашла лучшей работы, лучшего мужа, лучшую себя в этом мире. И не воспитала лучшего ребенка, чем я. Наши возможности так часто ограничены из-за нас самих же.
Я ничего не сказала ей. Ни единого слова.
