Тысячеголосое гудение замерло.
- ...А потом... потом те... те, кто еще останется в живых... мы соберемся здесь и поставим наши часы... так, как захотим сами...
Среди щемящего безмолвия Грэхем вспоминал... свою первую любовь, которую двенадцать лет не видел... Индию, в которой никогда не был... торговое судно, матросом на которое не нанялся... лицо босса, в которое никогда не выплеснул стакан воды...
В молчании, страшноватом и торжественном, как молитва перед боем, толпа таяла...
Грэхем забеспокоился, что дел много и он может не успеть обратно, когда придет время собираться и вновь ставить часы... А без этого как же?
Он вздохнул, тихо улыбнулся и, взяв часы за ремешок, брызнул ими о цоколь здания. Задумчивость на его лице сменилась умиротворением, оживлением, он шел не ускоряя шага, зная, что теперь никогда не опоздает туда, куда должен прийти, и не обращал внимания на хруст миллионов крохотных стальных шестеренок и пружинок под ногами.
